Разум - [75]

Надо быстро куда-то сгинуть. Что, если придет старый Годжа ко мне и начнет плакать и жаловаться, а я и знать не буду, чью сторону держать — его или Уршулину.

Я заметался по комнате, выбежал в сад. Кольнуло сердце. Ну вот, подумалось, как было бы хорошо, умри я в этот миг без всякой боли. Я вернулся в комнату, надел темный костюм и решил поехать автобусом в город. Но до остановки не дошел. У корчмы увидел моего бывшего одноклассника — он держал в руке кружку и кивал мне.

Затянул меня в корчму, заказал пива. За разговором я спросил его, не знает ли он, что Годжу убила его жена Уршула. Он знал об этом и добавил еще одну подробность: она была алкоголичка. Нет, отвечаю, я ее хорошо знаю — она ест и пьет не больше воробушка. Приятель похлопал меня по плечу, таинственно улыбнулся и сказал:

— Мне можешь поверить. Мы немножко были знакомы.

Жестом он дал мне понять, что из скромности преуменьшил значение этого знакомства. Потом поинтересовался:

— А ты что делаешь? Как живешь, пишешь ли сценарии? Ох уж эти наши словацкие фильмы, грош им цена.

Чтобы поддержать разговор, я ответил, что пишу.

— На сей раз это комедия, называться будет «Дон Жуан из Жёбокрек».

Приятель удивился:

— Любопытно, как это ты можешь писать о Дон Жуане!

— Я профессионал, могу писать о чем угодно.

Приятель не возразил, наверняка подумал, что я недоумок, как и все занимающиеся искусством. И вовсе не из интереса, а лишь из вежливости настоял, чтобы я рассказал ему о действии фильма.

— Там есть действие или нет? — спросил он с подозрением.

— Там очень сложное действие, настолько запутанное, что может показаться непонятным, — говорю. И следом подумал, что смерть однажды освободит меня не только от жены, но и от этой гнусной работы. Все считают, что у меня нет никакого таланта и что лишь по чистой случайности или по блату получилось так, что я пишу сценарии. Каждый, да и этот приятель, хотел бы уличить меня в незнании моего ремесла.

Я продолжаю:

— Мой герой Яно Грс — этакий маленький дон-жуанчик, на курорте он находит любовницу, но, заметив потом другую, помоложе, переключается на нее. Однажды он пытается заполучить ее, но девица истолковывает это как попытку изнасилования и призывает на курорт брата и жениха, те преследуют совратителя, желая наказать его по заслугам.

Приятель замечает:

— Ни одна женщина не скажет жениху, что кто-то хотел ее изнасиловать.

— А эта такая, что скажет, — объясняю я.

— В конечном счете, — допускает приятель, — я могу представить себе такую цыпку. Но она должна быть уродина.

— И вот, когда они уже должны поймать Грса и наказать, эта цыпка в него влюбляется и украдкой начинает с ним встречаться, обманывая своего жениха.

— А чем это кончается? — спрашивает приятель.

— Я не знаю, я еще до этого не дошел, — говорю я откровенно.

— Так ты еще не продумал все до конца? Что ж так? Начинаешь писать и не знаешь о чем? Как это кончится? — восклицает приятель. Ему таки удалось поймать меня с поличным — на шантаже. Я говорю:

— Из целого ряда концовок, которые предлагает сюжет, надо выбрать один, причем наилучший. Над этим приходится поразмыслить.

— А что ты делаешь, когда не пишешь, когда не знаешь, о чем писать? Собираешь материал? — исповедует меня приятель.

— Ага, — киваю.

Приятель улыбается и говорит:

— Выходит дело, когда вот так сидишь в корчме и разговариваешь со мной, то собираешь материал! Знали бы об этом люди, так боялись бы с тобой разговаривать. Но о том, о чем тебе скажу, можешь написать. Слушай.

Приятель заказал пиво и продолжал:

— Слушай, любопытно, что ты на это скажешь. Была у меня одна знакомая. Не то чтобы очень красивая, но в общем нормальная. Разведенка, детей не было. Часто на автобусе ездили вместе, и вот, слово за слово, ты ж меня знаешь, пригласила она меня к себе. Сидим это мы в кухне, я пью кофе, она нет. Беседуем, ты же знаешь, как оно, рассказывает она о своих делах, я киваю ей, соглашаюсь. Строю из себя скромного. Завечерело, собираюсь домой, а она — приходите, мол, еще. Ну, спустя время я и зашел. Сидим это в комнате, на креслах белые чехлы, чистота везде и порядок. Мы уже близко познакомились, она мне о себе все рассказала. Ну вот, начинаю я ее раздевать, а она чего-то ерзает, крутится, пересаживается с одного стула на другой — ну никак ее не раздену. Мне все это уже надоело, однако я смекнул: тут какая-то закавыка. Сделал вид, что сержусь. Сижу, кочевряжусь. А под конец она возьми да скажи мне, что бывший ее муж хоть и бросил ее, но иногда к ней захаживает. И был здесь — брякнула она — третьего дня, так что сегодня она не хочет со мной ничего иметь: ведь, если от этого случайно ребенок получится, она даже знать не будет, от кого.

— Это можно понять, — заметил я.

— Однако, — продолжает приятель, — все неправда была. Ее бывший муж жил в Тршинце и не приезжал к ней. А приходил к ней Бело Блезда, я недавно об этом узнал. И действительно у них родился ребенок. А теперь скажи мне, какого рожна эта женщина звала меня к себе?

— Понять не могу, — признался я.

— Если ты разбираешься в женщинах, объясни мне, почему она сперва заманивала меня в спальню, а потом изображала из себя деву Марию? Ну можно ли после этого верить женщинам?