Разум - [48]

Я не понимал, почему так получилось, вернее, не получилось. Это внезапное, неожиданное обстоятельство изменило предполагаемый ход вечера. Уршула предложила немного поспать, сказав, что она прощает меня, потому что я наверняка делаю это с чужой женщиной первый раз в жизни — да и она тоже, — и сочла, что нам не надо спешить. Можно выпить немного… Я сказал, что после алкоголя буду совсем невозможен и что лучше нам от любви вообще отказаться. Тогда она рассердилась и, надев лохматый свитер, который кончался примерно там, где когда-то мини-юбки, начала убирать комнату и пить один бокал вина за другим.

Я встал и удрученно оделся.

— Не уходи! Подожди здесь! Включим венское телевидение.

Она подошла ко мне и долгим поцелуем простила все.

— Не думай об этом, — сказала она с улыбкой, — останешься моим должником.

— Я рад, что ты не сердишься, меня удивляет, что это так сложно. Я бы никогда не поверил, что… — бормотал я.

Про себя я радовался, что не предал друга Яно Годжу, но в то же время сострадал и Уршуле: она не получила никакой сатисфакции, хотя и была неверна. Спустя время она подсела ко мне, обняла, произнося какие-то слова и давая мне понять, что пора перестать упрямиться и так много думать о своей чистой душе. Она была очаровательна. Поскольку человек никогда не одерживает окончательной победы, я поддался ее очарованию, и мы снова переместились в постель. Уршула все направила на верную колею своими непристойными откровенностями — они-то и освободили нас от внутреннего напряжения.

После этой каторжной работы я вздохнул с облегчением — казалось, Уршула довольна. Но она не давала мне уснуть. Через пять минут кинулась на меня и хотела снова заняться любовью, но теперь уж я мог обосновать свою «импотенцию» — сказал, что она явно переоценивает меня.

Уршула начала рассказывать о своем детстве, затем неожиданно перешла на замужество. Сказала, что удивляется моей жене или же, напротив, не удивляется — коль я такой хилый любовник. Она бы с таким слабаком наверняка заболела. Чтоб не казаться слишком жестокой, она посоветовала мне больше увлекаться чужими женщинами. Сексуальность, дескать, можно развить и довести до такого уровня, что человека ничего другого, кроме соития, занимать не будет, а это именно то, что нужно, ибо любовь нечто большее, чем всякие свары, ссоры и наговоры. У нее, естественно, нет особых возможностей для такого тренинга — Яно слишком ревнив. Да она и не уверена, действительно ли красива или нравится только сорокалетним, и то лишь по причине ее интеллектуальности. В этом ей надо еще разобраться.

Я похвалил красоту ее тела и духа, как только мог. Но больше всего мне хотелось уже пойти домой. Удобным предлогом послужил нежданный звонок в дверь. Уршула сжала губы, глянула на мое одеяние, кинулась в спальню, выбежала, осторожно, на цыпочках, подошла к двери и прислушалась.

Рукой сделала мне знак, чтобы я не дрейфил.

Звонок не повторился, и она вернулась ко мне.

Я сказал:

— Лучше я пойду. Вызову такси.

Уршула согласилась. Звонок напугал ее. Как бы она объяснила визит мужчины в такое время?

Когда такси остановилось под окнами, Уршула по-дружески поцеловала меня в щеку и вытолкнула из квартиры.

Уже издали я выглядывал наш дом среди темных садов и мечтал только об одном — чтобы дома все было в порядке. Жена целиком полагается на собак — даже дверь не запирает в мое отсутствие. На нашем дворе был соседский Бояр — это меня успокоило, ибо Бояр неумолим, никого не пропустит. Я погладил собак, потрепал их за холки и вошел в дом. Жена не проснулась — лежала, свернувшись, на-правом боку. Я зажег маленькую лампочку и стал изучать бумажки на столе — женины записки, автобусные билеты, счета, мелкие монеты.

«Слушала по радио передачу «Победитель невидимых воителей», потрясающе. Завтра продолжение».

Я посмеялся, когда понял ошибку жены. Она, верно, слушала отрывки из книги «Победитель невидимых вредителей». Что-то о бактериях и Пастере… Она же знает, как я уважаю «воителей». И вправду, впечатление от передачи было «потрясающим», если в ней говорилось о чем угодно, только не о воителях.

Если бы можно было как-то стереть из памяти эпизод с Уршулой…

Чего я туда полез?!

С другой стороны, такая молодая женщина… что ни говори, а разница есть.

С этой сумятицей в голове я плюхнулся на свою кровать у окна и представил себе, что меня еще ждет в жизни — в прошлом году на больничной койке я думал, всему конец — и вдруг такие брутальные, сильные ощущения. Что ж, было прекрасно, ничего не попишешь. Нельзя же хитрить с самим собой и есть себя поедом.

Я уснул бы спокойно, не случись с Уру припадка эпилепсии. Тело его металось в конуре, а голова торчала наружу. Жена выбежала, зажгла свет, подняла псу голову, успокаивала его. Два других пса скулили, иной раз взлаивали, не понимая, что это с Уру. Мелькнуло в голове: взять бы нож и прикончить его. Жена, словно читая мои мысли, сказала:

— Мы никогда не обидим Уру, у него такие чудесные белые лапки, он такой красивый, услужливый, завтра куплю ему творога и костей и послежу, чтоб Шах все не сожрал. Это Бояр устраивает тут безобразия: лезет в конуру к Уру, а тот думает, что нам он уже не нужен.