Разрушение Трои - [4]

Грудой развалин, дымящийся, падает; с ним пламенеет

Укалегонов, и заревом блещут сигейские воды;

Слышны и крики людей и звонкой трубы дребезжанье.

Я как безумный за меч… но куда с мечом обратиться?

Рвусь нетерпеньем дружину созвать, чтоб броситься в замок;

Ярость и бешенство душу стремительно мчат, и погибнуть

Смертью прекрасной в бою с тоскою мучительной жажду.

Вдруг явился Панфей, убежавший от копий ахейских,

Старец Панфей, Отриад и в замке жрец Аполлонов.

Утварь и лики богов побежденных похитив, младого

Внука он влек за собой и, беспамятен, мчался к Анхизу.

"Есть ли надежда, Панфей? Уцелели ль замка твердыни?» —

Я вопросил; отчаянным стоном ответствовал старец:

«День последний настал, неизбежное время настало

Царству; мы были трояне, был Илион, и великой

Тевкрии слава была… на аргивян жестокий Юпитер

Все перенес; господствуют греки в пылающем граде,

Гибельно высясь над площадью замка, ратников сонмы

Конь извергает; Синон, торжествуя, пожарное пламя

Тщится усилить; там непрестанно двумя воротами

Войска бесчисленны входят, каких не видали Микины;

Здесь, захвативши тесные выходы, сильная стража

Сдвинула копья, и грозно, вонзиться готовое, блещет

Их острие; безнадежно, расстроенной, слабой дружиной

Бьются привратные воины, силясь напрасно отбиться».

Страшною вестью Панфея и силой бессмертных влекомый,

Я побежал, куда призывали Эриннис, и шумный

Говор сраженья, и пламень, и стон, ко звездам восходящий.

Следом за мною Рифей и зрелый мужеством Ифит;

К нам пристали при блеске пожара Димант с Гипанисом,

К нам и Хорев Мигдонид, в Илион приведенный судьбою

За день пред тем, горящий безумной к Кассандре любовью,

С верною помощью к тестю Приаму и Трое… несчастный!

Купно с другими вещим речам вдохновенной невесты он не поверил…

Я же, их видя решительных, жаждущих боя, воскликнул:

«Юные други! сердца, толь напрасно бесстрашные ныне!

Если, отважась на все, испытать вы со мною готовы

Силы последней (что же фортуна решила, вы зрите:

Наши святилища бросили, наши покинули храмы

Боги, хранители Трои; снятый Илион исчезает

Дымом), на смерть побежим, ударим в средину оружий;

Други! спасенья не ждать – одно побежденным спасенье».

Вспыхнула бодрая младость. Подобно как в темном тумане

Рыщут, почуя добычу, гонимые бешенством глада,

Хищные волки и, пасти засохшие жадно разинув,

Их волчата ждут в логовищах, – сквозь копья и сонмы

Так на погибель ударились мы, пролагая в средину

Города путь, облетаемы ночи огромною тенью.

Ночь несказанная; где слова для ее разрушений?

Кто и какими слезами такую погибель оплачет?

Падает древний град, многолетный властитель народов;

Всюду разбросаны трупы; лежат неподвижно во прахе

Улиц, на прагах домов, при дверях, во святилищах храмов.

Но не одну безотпорную смерть принимает троянец,

Часто горит в побежденном привычная бодрость и гибнет

Грек-победитель… Везде, отовсюду являются взору

Ужас, и бой, и кровавая смерть в неисчисленных видах.

Первый из греков, дружиною встреченный нашей на стогнах,

Был Андрогей; в обманчивом сумраке ночи приемля

Нас за данаев союзных, он так дружелюбно воскликнул:

«Братья, спешите; где же так долго вас задержала

Праздная лень? Давно расхищают горящую Трою

Греки; а вы едва с кораблями расстаться успели».

Так он сказал; но, узрев безответную нашу суровость,

Вмиг догадался, кто перед ним, отскочил и умолкнул,

Скованный страхом. Как путник, змею разбудивший ногою,

Трепетен рвется назад, узрев, как она, развернувшись,

Гнев воздымает и свищет, подняв чешуи голубые, —

Так, задрожавши, от нас побежал Андрогей… но напрасно!

Мы за ним; разорвали их строй; и, не ведая града,

Вдруг осажденные страхом, незапностью, ночью и нами,

Все до единого пали враги. Улыбнулась фортуна

Первому нашему бою. Хорев, воспаленный удачей,

«Други! – воскликнул. – Отважимся ввериться первому счастью;

Нам благосклонно судьба указует наш путь; облачимся

В брони данаев, щиты переменим; обманом иль силой —

Все равно для врага. И ныне оружие сами

Греки троянам дадут». Сказал и надел Андрогеев

Гривистый шлем, завоеванный щит надвинул на шуйцу,

Греческий меч утвердил на бедре. Ему подражая,

Бодро Димант, и Рифей, и вся молодая дружина

Свежей добычей оружий себя ополчили. В средину

Греков бежим… но боги отчизны были не с нами.

Подвигов много, врагами не узнанны, в сумраке ночи

Мы совершили, много данаев низринуто в Оркус.

Мчатся из града; иных загоняет постыдная робость

В недра коня, и приемлет их снова знакомое чрево.

Но… богам отвратившимся, поздно вверяться надежде!

Вдруг из храма Паллады влекут за власы распущенны,

Вырвав ее из святилища, дочь Приама Кассандру,

К темному небу напрасно подъемлющу пламенны очи —

Очи одни, окованы были невинные руки;

Страшного вида сего не стерпело сердце Хорева;

Он, обезумленный, прямо в средину толпы их; и, сдвинув

Груди и копья, мы дружно за ним; но плачевно-ужасный

Бой тогда закипел: трояне, обмануты видом

Наших греческих лат и сверканием шлемов косматых,

С кровли высокого храма пустили в нас тучею стрелы;

Стон пораженных нам изменил; на Кассандрины вопли

Бросился враг; мы все опрокинуты; с бурным Аяксом

Оба явились Атрида – за ними толпами данаи.

Так, подымаясь крутящимся вихрем, сшибаются ветры