Разрушение Трои - [6]

Ныне такая ли помощь, такой ли защитник Пергаму

Нужны? Пергама не спас бы теперь и великий мой Гектор.

С нами останься, Приам; алтарь защитит нас,

Или умрем неразлучны». Сказала и, руку супругу

Давши, старца с собой посадила на месте священном.

Вдруг из убийственных Пирровых рук убежавший Политос,

Сын последний Приама, сквозь копья, сквозь сонмища вражьи,

Вдоль переходов, пустыми чертогами, раненый, мчится;

Быстро за ним сверкающий Пирр с неизбежным убийством

Гонится… близко; нагнал, достигнул железом; пронзенный,

К лону родителей кинулся юноша, в страхе пред ними

Пал, содрогнулся… и жизнь пролилася потоками крови.

Тут закипело Приамово сердце. Сам погибая,

Он не стерпел толь великого горя и гневно воскликнул:

«О, чудовище! Боги тебе, святотатный убийца,

Боги – если живет в небесах правосудная жалость —

Мзду ниспошлют; по заслуге получишь награду, губитель,

Ты предо мной моего растерзавший последнего сына!

То ли Ахилл, от тебя названьем отца поносимый,

Сделал с Приамом – врагом? Он, краснея, почтил униженье

Старца молящего; дал схоронить мне бездушное тело

Гектора – сына и в Трою меня отпустил безобидно».

Так он сказал и копье бессильное слабой рукою

Бросил; оно, ударяся в медь, зазвеневшую глухо,

Тронуло выгиб щита и на нем без движенья повисло.

Яростно Пирр возопил: «Иди же с поносной отсюда

Вестью к Пелиду-отцу; не забудь о бесславных деяньях

Пирра поведать ему; теперь же умри». Беспощадно

Он перед жертвенник дрогнувший старца повлек; сединами

Шуйцу, облитую кровью сыновней, опутал, десницей

Меч замахнул и в ребра до самой вонзил рукояти.

Так совершилася участь Приама; так он покинул

Землю, зревши добычей пожара Пергам и паденье

Трои, некогда сильный властитель народов, державный

Азии царь… и великое тело на бреге пустынном

Ныне без чести лежит, обезглавлено, труп безымянный.

Тут впервые мне ужас предчувствия душу проникнул:

Я обомлел; я о милом старце родителе вспомнил,

Видя, как дряхлый ровесник его, под рукой беспощадной,

Царь издыхал; я вспомнил о сирой Креузе, о доме,

Преданном греку во власть, о судьбине младенца Иула.

Взор обращаю: нет ли со мною сподвижников ратных?

Все исчезли; одни, утомленные битвою, с башни

Прянули в город; другие отчаянно кинулись в пламень

Я один уцелел. И вдруг в преддверии храма

Весты, робко-безмолвную, скрытую в темном притворе,

Вижу Тиндарову дочь: при зареве ярком пожара

Светлым путем я бежал, все оку являлося ясным.

Там, опасаясь троян, раздраженных паденьем Пергама,

Злобы данаев и мести супруга, отчизну и Трою

Купно губящая Фурия, жертвенник Весты объемля,

В храме, богам ненавистная, тайно сидела Елена.

Вспыхнуло сердце во мне; отомстить за погибель отчизны

Рвется мой гнев; истребить истребленья виновницу жажду

«Ей ненаказанной Спарту узреть! в родные Микины

Гордой царицей вступить, торжествуя! увидеть супруга

Дом родительский, чад, окруженной прискорбной толпою

Дев илионских и пленных троян!… А Приам уж зарезан,

Троя горит и Дардания целая кровью дымится!

Нет! того не стерплю! пускай не великая слава

Женоубийце, пускай для него беспохвальна победа —

Свет от чудовища должно очистить; кровавою местью

Сердце свое утолю и пепел моих успокою».

Так я, себя раздражая, злобой кипящий, стремился.

Вдруг перед очи мои, откровенная, мрак осиявши

Ярким блистаньем, великой богиней, какою лишь небо

Знает се, предстала мать и, меня удержавши,

Молвила так мне устами, живыми как юная роза:

«Сын, для чего необузданной скорбию гнев пробуждаешь?

Что за безумство? Ужели оставил о нас попеченье?

Прежде помысли о том, где покинут тобою родитель,

Дряхлый Анхиз, не погибли ль супруга Креуза и юный

Сын твой Асканий? Кругом их обители бешено рыщет

Грек, и давно бы, когда б не моя берегла их защита,

Их истребило железо и пламень враждебный похитил!…

Нет! не Парид, похититель преступный, не образ спартанки,

Низкой Тиндаровой дочери – боги, разгневанны боги

Ваш опрокинули град и сразили величие Трои.

Зри – я всякое облако, ныне темнящее слабый

Смертного взор и облекшее все пред тобою туманным

Мраком, подъемлю – но только моим повелениям смело,

Сын, покорись, и бесспорно мои поученья исполни.

Там, где видишь разбросанны груды, утес на утесе,

Где подымается черное облако праха и дыма,

Там Посидон великим его потрясенны трезубцем

Стены дробит и, подрыв основанья, весь город в обломки

Рушит; здесь беспощадная Ира, на Скейских воротах

Грозно воздвигшись, союзную рать с кораблей к Илиону,

Броней звучащая, кличет…

Там – оглянися – на замке, над градом, Тритона-Паллада

Села, гремящею тучей и страшной Горгоной блистая.

Сам вседержитель и бодрость и бранную силу низводит

Свыше на греков и сам на дардан подымает все небо.

Нет упования, сын; беги, не упорствуй сражаться;

Буду с тобой; невредимо достигнешь родительской сени».

Так сказала и скрылась в глубокую бездну ночную.

Грозныe лики тогда мне предстали, разящие Трою

Силы великих богов я увидел…

Тут открылось, как, страшно разрушен, в огне распадался

Весь Илион и в обломки валилась Нептунова Троя.

Так на густой прародительский ясень, горы украшенье,

Корни кругом подрубив, дровосеки, столпясь, нападают;

Споря проворством, разят топоры; благородное древо

Зыблется, сенью шумит, волосистой главою трепещет,