Разные люди - [30]

— Ярополк Семенович, мне бы… я для того и пошел в институт, чтобы добиться самостоятельной работы, — сказал Николаев, заметно волнуясь. — Чтобы самому руководить людьми. Начну с мастера, а там…

«Надежды юношей питают! — сочувственно-иронически подумал Громобоев. — Ишь чего захотел, несмышленыш. А где она у нас, твоя вожделенная самостоятельность? Какой бы высокий пост ты впоследствии ни занял, все равно будешь по рукам и ногам опутан тысячами приказов, распоряжений, нормативных актов, инструкций и ведомственных положений, коим несть числа. Мало того, всегда и везде тебя будут изводить мелочной опекой. Чего-чего, а разного рода начальства и всяких контролирующих, наблюдающих и курирующих органов хоть отбавляй. Мытарят душу изо дня в день, за исключением разве что тех случаев, когда запахнет жареным. Вот тут ты оказываешься вполне самостоятельным — один на один с персональной ответственностью. Эх, до чего жаль, что не принято говорить об этом в полный голос…»

— Я дам вам в помощь двух техников и копировщицу, — вместо этого сказал Громобоев. — Вот и руководите ими. А дальше посмотрим, на что вы способны. Проявите себя, докажите на деле, чего вы стоите, а за повышением задержки не будет.

— Все же я прошу назначить меня мастером!

— Что же, насиловать — не в моих правилах, — помолчав, сказал Громобоев, не скрывая разочарования. — Управляющий трестом в отъезде, вернется денька через два. Он и примет окончательное решение… Вы как будто одинокий?

— Холостой, — поправил Николаев, явно обрадованный тем, что главный инженер не применил власть.

— Вы вот что… загляните-ка в кадры, там вам дадут квиток в общежитие ИТР, — без всякого выражения сказал Громобоев. — Идите, вы свободны.

Днем позже Ярополк Семенович срочно убыл в командировку и не присутствовал при беседе Воронина с Николаевым, а по возвращении узнал от Дмитрия Константиновича, что тот удовлетворил настойчивую просьбу новичка. На какое-то время Громобоев потерял его из виду и года через три с удивлением обнаружил запомнившуюся упрямую физиономию — где бы вы думали? — на общетрестовской доске Почета в конференц-зале! Тогда он не мешкая навел справки у трудовиков и выяснил, что старший прораб И. П. Николаев быстро выдвинулся благодаря напористости, завидному энтузиазму и редкостному для молодого специалиста умению правильно строить взаимоотношения с подчиненными, бывшими зачастую значительно старше и житейски опытнее его самого. Этот Николаев, как доложил Громобоеву начальник отдела труда и заработной платы треста, в одинаковой мере требователен к себе и к другим, жестковат, а порой и крут насчет дисциплины, но при всем том, по общему мнению, умеет находить путь к людским сердцам. Прошло еще сколько-то месяцев, однако Громобоев ни разу непосредственно не взаимодействовал с Николаевым. Получалось так, что над объектами, где вел работы участок Николаева, шефствовал сам Воронин, а других случаев посмотреть его в деле у Ярополка Семеновича не было. Стоит ли удивляться, когда в тресте четырнадцать монтажных управлений, а в каждом из них от семи до десяти участков? Всех старших прорабов и в лицо-то не запомнишь, не говоря уж о большем!

Год спустя Воронин предложил Николаеву возглавить только что созданное комсомольско-молодежное управление, однако из этого ничего не вышло: на личный прием к управляющему трестом явилась целая депутация бригадиров и рабочих, которые попросили оставить Николаева начальником их участка, и не привыкший отменять свои решения Дмитрий Константинович уважил их просьбу. Поэтому никто в тресте не удивился, что вскоре Николаева назначили начальником того монтажного управления, где началась его деятельность инженера. Вот тогда-то Ярополк Семенович без спешки присмотрелся к Николаеву, всесторонне и беспристрастно оценил его организаторские способности и, невзирая на то что их отношения так и остались сухо-официальными, пришел к выводу, что Игорь Павлович — безусловно, незаурядная, а может быть, и по-своему выдающаяся личность.

Толчком к этому умозаключению послужила всего лишь одна выразительная деталь в поведении Николаева: тот оказался хозяином своего слова, а подобного сорта люди в строительстве, прямо скажем, чрезвычайная редкость. Изобиловавшая превратностями жизнь сталкивала Громобоева с бессчетным числом низовых руководителей, что называется, всех мастей и оттенков; среди них частенько попадались энергичные, пробивные, таранного типа люди, но чтобы человек не эпизодически, а постоянно сдерживал свое слово — таких в его памяти насчитывалось не больше трех-четырех, включая сюда и Дмитрия Константиновича Воронина. Объяснялось это, как полагал Громобоев, скорее не силой или слабостью характеров тех, кто выбрал себе нелегкое поприще подрядчика, а самой обстановкой стройки с ее извечной нервотрепкой, путаницей, перегрузкой, неразберихой, унизительной для самолюбия зависимостью от неподвластных тебе поставщиков и смежников и, что греха таить, неуверенностью в завтрашнем дне. Кем ты окажешься — увенчанным лаврами победителем или изгоем с головой в кустах? — все это зачастую зависело не столько от тебя самого, сколько от десятков и даже сотен всевозможных случайностей, могущих сложиться как в твою пользу, так и против тебя. Тут уж одно из двух: либо ты напрочь отказываешься от мысли подстраховаться охапкой соломки, собираешь волю в кулак и без страха перед вероятными последствиями управляешь событиями, становясь как бы над ними, либо события берут тебя в плен со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Так вот, молодой Николаев, подобно Воронину, умел подчинить себе все и вся, чем и завоевал авторитет не только в тресте, но и далеко за его пределами. Однако, как говорится, недолго музыка играла.