Разные люди - [13]

Предвкушая радость встречи с героями Диккенса, Тихий потер руки и уже было двинулся в ванную, но что-то удержало его у окна. А может быть, ненадолго заглянуть к Яше? А?.. Тихий изо дня в день безвылазно сидит дома и вообще живет бирюком. Черт побери, это не дело!

Пусть у Тихого в кармане хоть шаром покати, а к Яше он ходит запросто, без всякого стеснения. Яша раз-навсегда втолковал Тихому, чтобы тот выкинул из головы все сомнения относительно нахлебничества. Дружба есть дружба, и этим все сказано! Словом, он идет к Яше! Немножечко выпьет, вдоволь поговорит о том, о сем, споет что-нибудь задушевное, а в одиннадцать часов откланяется, и все, кончен бал! И завтра как штык на работу! Чем не жизнь? Или мы не люди?

Тихий сбегал в ванную, помылся, побрился, а вернувшись оттуда, снова впал в минорное настроение. Ведь там будут женщины, а у него нет приличной сорочки. Та, что на нем, уже несвежая, вторая лежит в грязном, а у третьей из манжет торчат нитки и в двух местах прохудился воротничок… Кроме того, его единственный костюм тоже терпит бедствие: рукава пиджака залоснились так, что блестят не хуже зеркала, а с брюк свисает бахрома. Жаль, но ничего из этой затеи не выйдет. А может быть, оно и к лучшему? А? Все равно от Яши не уйдешь ни в одиннадцать, ни в двенадцать, а если загулять плотно, до утренней зари, то незачем ехать на завод. Тогда будет стыдно. Нет, он останется дома, поставит чайник и забудет о Яшином приглашении. Лучше он спокойно почитает Диккенса, отдохнет после трудового дня, выспится, а завтра вовремя встанет и поедет на завод, где трудится вместе с выпускницами ГПТУ на работе, не требующей ничего, кроме прилежания. Скучно. Но он, Тихий, не из тех малодушных, кто отчаивается по пустякам и вешает нос из-за того, что ему не светят вечерушки с женщинами. Все много раз передумано, и по-своему он счастлив, потому что больше всего на свете любит книги и, слава богу, понимает в них толк. Из-за книжного бума и хронического безденежья Тихий, разумеется, давным-давно не покупает новых книг и лишь перечитывает старые, но его личная библиотека — а в ней, кстати, семьсот сорок семь томов! — содержит почти все то, что ему дорого. Разве в настоящей, большой литературе корень в сюжете? Боже сохрани! Наряду с сюжетным мастерством там таятся такие языковые и стилевые богатства, о которых многие даже не подозревают. По-настоящему талантливый писатель каким-нибудь десятком слов создает настроение. Кажется, что это проще простого, однако так творили только великие мастера. Нынче мало кто способен так писать.

Тихий поставил чайник, присел на диван и открыл Диккенса, но ему не читалось. А может быть, плюнуть на свой неказистый наряд и наведаться к Яше? Двадцать четыре минуты восьмого, еще не поздно… Чего ему бояться? Что примут по одежке? Ну и бог с ними! А развеяться на людях — это не во вред! Он, Тихий, любит компанию, общий разговор и радостные лица людей. Вот поэтому он сейчас пойдет к Яше! Возьмет ножницы, срежет бахрому у брюк, наденет вместо пиджака свитер с глухим воротом и пойдет!

Тихий быстро переоделся, подошел к шкафу с разбитым зеркалом и взглянул на себя. Худощавое бледное лицо, седина на висках, и морщин будь здоров сколько. Но стоит ли вешать нос, когда жизнь прекрасна и удивительна? Он повеселел, накинул плащ, снял со стены гитару, забежал на кухню, чтобы выключить газ, и вприпрыжку спустился по лестнице.

Пробежав через скверик на Большой Сергиевской, где жил Яша, Тихий едва не столкнулся со старым адвокатом Аптекаревым, который медленно преодолевал подъем, широко расставляя ноги и разводя руки в стороны, как будто хотел обнять весь мир, но почему-то застеснялся и не решился. Тихий знал причину странной походки Аптекарева: старик издавна страдал глаукомой и его глаза различали только яркий свет.

— Добрый вечер, Николай Парфенович! — сказал Тихий.

— Гошенька, дорогой ты мой! — чрезвычайно обрадовался Аптекарев. — Куда же ты запропастился? Манкируешь? Без тебя я знаешь как скучаю. Почему не заходишь?

— Виноват, Николай Парфенович. Я уже пять недель как оформился на завод и слегка сбился с ритма.

— Так ты работаешь? Молодец! Вот это я одобряю! Молодец! — с жаром воскликнул старик, энергично пожимая руку Тихого. — И вино не пьешь?

— Не пью, — ответил Тихий, стараясь не думать о предстоящем застолье.

— Дорогой мой, какой же ты молодец! — растроганно повторил Аптекарев. — Как я рад за тебя! Я всегда в тебя верил! Сам устроился или кто-то помог?

— Константин Дмитриевич Новосельцев.

— Это который?.. Постой-ка, постой-ка, уж не наш ли участковый уполномоченный?

— Он самый.

— Хороший он человек, Гошенька, очень хороший! — Старик Аптекарев говорил нараспев и временами чуточку завывал. — Я тоже его должник! Третьего дня он приходил к нам на квартиру увещевать моих извергов. Так славно их пропесочил, такую им организовал баньку с дубовым веничком, что ни в сказке сказать, ни пером написать! Я едва не расцеловался с ним.

— Ну и что, угомонились они? — участливо спросил Тихий.

Он наизусть знал печальную историю жизни полуслепого адвоката и задал свой вопрос исключительно из вежливости. Бедный старик не так давно похоронил жену, с которой прожил душа в душу чуть ли не до золотой свадьбы, и оказался в безвыходном положении: его сын и невестка погибли на войне, а единственный внук — ровесник Тихого — вместе с женой изводил деда. Пользуясь слепотой Аптекарева, они оба, когда на пару, а когда порознь, внаглую крали принадлежавшие старику вещи, тогда как тот вынужден был платить за всю квартиру из своей пенсии, сам покупал продукты, кое-как готовил пищу и убирал за собой.