Разговоры на песке. Как аборигенное мышление может спасти мир - [55]

Теперь крепко сожмите руку в кулак, поместив большой палец поверх остальных, и подумайте о том, как все эти виды мышления переплетены друг с другом. Что получается, когда вы собираете их воедино? Не думайте об этом слишком конкретно. Просто сожмите руку в кулак и почувствуйте, как одновременно сжимается что-то у вас в животе, – и пусть этот вопрос побудет с вами.

Охота на уток касается каждого

В моей общине есть штука под названием thum pup – две палочки[50] для добывания огня, которые воткнуты в комок пчелиного воска, покрытый бусинами из ягод гидди[51]. Одна палочка символизирует мужчину, вторая – женщину, трение между ними дает огонь. Женская палочка называется thum wanch, а мужская – thum pam. Женщина-огонь и мужчина-огонь. Если переставить слова, составляющие эти понятия, образуются термины, обозначающие жену и мужа – wanch thum и pam thum. Огонь-женщина и огонь-мужчина. У этих супругов есть общий очаг, куда они приносят друг для друга всякое разное. Во многих культурах такой союз мужчины и женщины из правильных тотемных групп поддерживает горение огня во вселенной, без которого творение прекратится.

Это, вероятно, найдет отклик у многих людей, которые хотели бы думать, что отношения между огненными палочками представляют собой некую универсальную, древнюю истину, которая идеально отражает их гендерные идеалы семейной жизни. Однако и в прошлом, и сегодня в аборигенной культуре у мужских/женских отношений и идентичностей были и есть другие слои и сложности. Между этими палочками присутствует трение, равно как существуют и многие другие палки для очень разных целей. Все они жизненно важны для устойчивых культур. Одни палки используются для добывания огня, другие – как музыкальные инструменты или для передачи посланий. Большая часть палок изготавливается в первую очередь для сражений и убийств. Традиционно доступ к этому оружию есть у всех – мужчин, женщин и детей, потому что мы в нашей культуре избегаем неустойчивой практики концентрации насилия в руках одной привилегированной группы или делегирования насилия вовне, так чтобы можно было пользоваться его плодами без необходимости его наблюдать. Насилие – часть творения, в устойчивых системах оно равномерно распределено между всеми агентами, что уменьшает ущерб, который оно может принести. Мы следуем творению, поэтому у всех нас должен быть высокий уровень квалификации, когда дело доходит до конфликта.

И тут возникает путаница, потому что оба-мы сейчас будем говорить о том, как насилие определяет гендерные проявления в различных культурах. Традиционное отношение аборигенов к насилию сильно отличается от того, что сегодня считается цивилизованным поведением. Это означает, что в аборигенном обществе иначе выстроены отношения между мужчинами, женщинами и другими людьми, являющимися ни теми, ни другими, или обоими одновременно. Я вовсе не утверждаю, что эти отношения остаются чистыми и неизменными; в современном аборигенном мире Мужское и Женское дело – понятия спорные, поскольку мы в наших общинах подвергаемся всё большему одомашниванию. Я пытался писать об этом раньше, но ожесточенность и отрицание, обычно свойственные современному диалогу о гендере, обрекли мои попытки на неудачу. Эта ожесточенность неизбежна, но я не хотел, чтобы в этой книге она осталась ничем не уравновешена, поэтому решил побеседовать с какой-нибудь темнокожей женщиной, которая, я уверен, смогла бы выбить из меня всю эту дурь, если бы захотела.

Недостатка в таких женщинах не было, но та, что вступила со мной в эту беседу, способна размазать меня по стенке еще и в интеллектуальном плане, что, по ее утверждению, намного более разрушительный акт насилия, чем любое физическое избиение. Келли Менцель – аборигенка с Аделаидских холмов, хранительница Аборигенного знания предков. Она медсестра по профессии и целительница по призванию. В настоящее время она завершает работу над докторской диссертацией и читает лекции в университете.

Для этой беседы я вырезал куламон, блюдо из коры, в котором переносят детей и пищу. Я сделал его для моей женщины, чтобы она могла носить нашего новорожденного сына. Как и щиты из коры, куламоны вырезают в определенный сезон, затем придают им форму и закаливают на огне, после чего гладко полируют. Это требует некоторого насилия над деревом, но вы замазываете сырую рану на стволе грязью, как мазью, чтобы помочь дереву исцелиться. Традиционно куламон изготавливают и мужчины, и женщины, но часто мужчины срезают кору и относят ее женщинам для обработки, так что, в конечном итоге, это скорее женский предмет. Мы можем вместе участвовать в процессе его создания, но принадлежит он ей.

Именно такого подхода я придерживаюсь при записи этой беседы. Келли решала, что должно быть включено, а что стоит оставить недосказанным, пока мы тщательно осматривали наш куламон и выбирали, что перевести в печатный текст. Келли также дополнила его своими собственными идеями. Она нашла несколько серьезных недостатков, мест, где я противоречил здравому смыслу. Например, я утверждал, что по природе своей женщины физически сильны, но одомашнивание в цивилизованных обществах их ослабило. Она не стала возражать против такого вывода, но заметила, что я пришел к нему, исходя из узкого набора переменных, основанных на непроверенных допущениях. Она попеняла мне за леность мышления: