Разговоры на песке. Как аборигенное мышление может спасти мир - [57]
Но мы все так поступаем – подчеркиваем определенные вещи и принижаем значение других, чтобы они соответствовали нашему мировоззрению. Я знаю, что и сам так делаю. Собственно, именно этим я и занимался в этой беседе, когда пытался осмыслить самые важные отношения в моей жизни, которую я вынужден проживать на периферии общества, превращающего секс и гендер во что-то опасное и сложное. Всё становится менее сложным в те моменты, когда вступает в действие Аборигенный закон. Один старик рассказывает вам Историю песчаного варана, подтверждающую старый и непреложный Закон о том, что изнасилование – это тяжкое преступление. Из другой истории вы узнаёте, что, одержав победу, аборигенные воины были обязаны оказать первую помощь своим поверженным врагам. Когда умирает ваша мама, вы и ваш папа не можете стричь волосы и бороду в течение года до тех пор, пока родня матери не разрешит вам это делать. Или, может, вы просто строгаете какие-нибудь очередные палочки thum pup и слушаете, как пожилые объясняют роль мужчины, связанную с заботой. Возможно, это предубеждение – уделять больше внимания Закону, нежели сравнительно недавней волне его нарушений, но мы ищем долгосрочные тенденции и закономерности в этой книге, а не злорадствуем по поводу краткосрочных патологий, возникающих в результате колониального произвола.
Наши системы родства основаны на парах: «дядя – племянник», «бабушка – внучка» и т. д. Знание хранится и передается в рамках этих пар, у которых есть тотемы, объединяющие их и связанные с землей и определенными местами. У матери может быть тотем ястреба-перепелятника, а это значит, что ее тотем – это еще и лесной пожар, потому что ястреб переносит горящие палки, распространяя тем самым огонь в холодное время года. Есть места историй, связанные с этими отношениями и знаниями, и всё это она передает внутри нужной родственной пары соответствующим родственникам.
Точка в центре этого символа – ребенок, а круг, в который она помещена, – мать. Эта родственная пара находится в центре нашего общества. Такой круговой символ – один из старейших в истории человечества, его можно обнаружить на наскальных рисунках по всему миру. Цель всякого устойчивого общества заключается в защите и поддержании этих самых важных отношений. В этом состоит главная роль мужчин как родных и двоюродных братьев, дядьев и дедушек.
Треугольник – это мужчина, который в течение своей жизни оказывает поддержку женщинам. Но он не может злоупотреблять этим доверием. Вокруг каждой женщины есть три поколения женщин: свой ственницы мужчины, которые защищают женщину и распоряжаются жизнью и смертью ее мужа. Это родные/двоюродные сестры, матери/тети и бабушки, которые представлены тремя знаками в форме буквы С по каждой из сторон треугольника. В некоторых местах мужчина, соблюдающий траур по жене или матери, не может стричься до тех пор, пока перечисленные женщины не сообщат ему, что настало время, – в противном случае он будет наказан. Ему даже не разрешается прямо обращаться к своей теще: он должен соблюдать уважительное избегание. Эти три поколения образуют устойчивую структуру родства, в которой имеются сдержки и противовесы, обеспечивающие равенство и не допускающие нарушений.
Первые поселенцы действительно сообщали о случаях жестокого обращения внутри сообществ аборигенов, но эти наблюдения делались уже после катастрофического распространения по континенту европейских болезней, которые выкосили наше население – прежде всего, стариков. Так что во время этих первых контактов европейцы увидели осколки былых обществ с сильно поврежденными структурами управления.
Правда и то, что сегодня во многих случаях динамика наших отношений нарушена, и на основании этих кризисных явлений некоторые люди утверждают, что традиционная культура примитивна и жестока. Но так было не всегда, да и сейчас это справедливо далеко не для всех. Иногда мне приводят примеры дисфункциональных процессов в общинах в доказательство того, что аборигенные интеллектуальные традиции нежизнеспособны. Я не вижу никакой связи между этими двумя идеями, за исключением желания принизить (посредством массивных логических сбоев) культуру, которая неудобна для программ развития и добычи ресурсов на аборигенных землях. Факт ужасающего насилия цивилизации оккупантов игнорируется, в то время как наши искаженные реакции на его эксцессы подвергаются осуждению.
Судя по всему, многие австралийцы согласны с тем, что аборигенные мужчины агрессивны, аборигенная культура носит женоненавистнический характер, а традиционное Мужское дело есть не более чем культ изнасилования, который нужно искоренить. Разумеется, случаи жестокого обращения с женщинами имеют место, и в сегодняшнем обществе они случаются повсеместно, однако проблема в том, что СМИ обсасывают каждое противоправное действие, совершенное аборигеном. По словам Келли, статистика очевидна и отвратительна, но нельзя ее рассматривать сквозь призму упрощения, к которой так охотно прибегают жадные до сенсаций СМИ.
Келли объясняет, что, в сравнении с белами женщинами, для аборигенок риск быть убитыми выше в пять раз, а попасть в больницу из-за семейного насилия – в тридцать пять. Это превосходит мужские показатели: для аборигенов риск госпитализации вследствие семейного насилия всего в двадцать раз выше, чем для белых (с другой стороны, мы реже, чем женщины, обращаемся за медицинской помощью после получения травм). Такие данные могут создать впечатление, будто в аборигенной культуре существуют какие-то очень брутальные традиции насилия, но на самом деле тут есть нюансы. По словам Келли, прежде чем делать расовые обобщения на основе статистики по домашнему насилию, нужно признать, что сегодня партнерами большей части женщин- аборигенов являются не аборигены. Келли утверждает:
