Раз — попаданец, два — мерзавец - [21]

— Да.

— Удавить растяпу «языка», — сказал пожилой более молодому. — А вы, господа, понимать должны: лес рубят — щепки летят, — и он ловким движением достал откуда-то и подвинул через стол к Юрию увесистый мешочек. Смилянич молча взял его, кивнул мне на дверь, и мы покинули страшное заведение.

— Мздоимцы чертовы, — усмехнулся Юрий. — Всех по себе меряют. Мерзкие деньги, а не возьми я их, даже герцог бы во мне усомнился.

— Они тебе взятку дали! — догадался я.

— Ясное дело. А бедолагу, что нас сюда завернул, уже прикончили, чтоб не сболтнул где об их провинности. Эх, жизнь… Ну ладно, на чем я прервался? Да, на Остермане. Итак, Остерман императрицей и ее племянницей вертит, а вот дочь Великого Петра, принцесса Елизавета, Остермана терпеть не может. Действует он всегда не сам, а с помощью других. На ту же Анну Леопольдовну влияет посредством графа Линара.

Юрий посмотрел на меня с сомнением и рассказал о Линаре. Этот граф был саксонским посланником и весьма приятным для дам мужчиной, работавшим в одной упряжке с послом Австрийской империи. В них для племянницы нынешней императрицы сильная поддержка. А вот Бирону по душе Елизавета Петровна как более предсказуемая государыня. Но она заигрывает с гвардией, а гвардейцы, если посадят ее на трон, Бирона не потерпят. Даже сторонники Анны Леопольдовны его уничтожат, а Петрова дочь — тем паче.

— Поэтому и нужно нейтрализовать Анну Леопольдовну и сделать все, чтобы императрицей стала принцесса Елизавета, но с подачи Бирона.

— И поэтому мы везем Анну Линару, — с вздохом сказал я.

Юрий кивнул.

— Ты особо не печалься, — с неприятной усмешкой проговорил он. — Негоже мне, как родичу, такое молвить, но с Анной я никого сводить бы не стал. Пустая она, жестокая, корыстолюбивая. Хочешь всю правду? Очаровывала тебя только по моей просьбе. И только потому меня слушает, что я ей Линара, а в будущем и короля Августа пообещал. Ты не косись на меня, не косись, князь Дмитрий, я к тебе хорош не только потому, что ты полезный мне человек. У тебя душа светлая, славный ты, сердечный. И пропал бы в Петербурге ни за грош.

— Но почему ты так за Бирона переживаешь? — спросил я. — Он что, лучше этих послов?

— Если будет Бирон, я сделаюсь семиградским володарем.

— А я? — Подумалось, что светлодушевный князь тоже должен быть чуточку корыстолюбивым, дабы не выглядеть полным идиотом.

— Дева Мария, я разве тебе не сказал? Ты ж теперь посланник в Саксонии.

— Упс… приплыли — суши весла, — пробормотал я. — Какой из меня посланник? Ни ступить, ни молвить не умею.

— А чего там уметь? Обещай Линару императрикс Елисавет, и льсти графу Брюлю. На остальных можно внимания не обращать.

— Императрикс я понял. А кто такой граф Брюль?

— А это, дорогой мой князь Дмитрий, самый опасный человек при саксонском и польском дворе.

— И польском?

— Так ведь король Август именно в Польше король, а в Саксонии он так… незначительный правитель. Нам главное Брюля переиграть. Он там всё и все… Тс-с, вот она!

Я невольно оглядел улицу, не понимая, кто заставил заволноваться хладнокровного Смилянича. И сразу увидел ее. Она ехала верхом в мужской одежде. Но даже в штанах была стопроцентной женщиной, которую нельзя не заметить: рослой и крупной, с высокой грудью. На ее пышных волосах не было пудры, а лицо ее разрумянилось не от краски, которой здешние женщины густо малевались. Большие голубые глаза сияли, лицо было властное, гордое и самоуверенное.

— Принцесса Елизавета, — подсказал незнайке князю Дмитрию Смилянич, но я вот именно так и подумал, что это не Анна Леопольдовна или другая царственная особа, а дочь Петра Первого, которую мы собирались посадить на престол. И эта принцесса тоже смотрела на меня. Точнее, она посматривала и на Юрия, но так, между прочим, а главной целью ее взглядов был я. Мне даже стало приятно, что такая женщина, у которой и из-за ее внешности, и из-за происхождения кавалеров наверняка хватает, обратила внимание на мою скромную особу. Ведь рядом был, например, Юрий, а я самокритично понимал, что он куда красивее меня. Но раз она все-таки смотрела на князя Дмитрия, а не на будущего семиградского володаря, я привстал и кое-как раскланялся с ней. А она подъехала к нашей бричке.

— Давай-давай, — прошипел Юрий.

— Что?

— Постарайся ей понравиться.

— Зачем?

— Дурак.

Тут принцесса оказалась возле нас, и блиц-инструктаж прервался.

— На променаде? — спросила она.

— Уи, дюшесса, — ответил Смилянич, когда ни принцесса, ни он не дождались от меня даже звука. Я понимал, что выгляжу ослом, но почему-то из головы вылетели все слова. Красивые женщины всегда действуют на меня парализующе.

— Все в беспокойстве из-за самочувствия государыни, даже на охоту не с кем поехать, — проговорила принцесса Елизавета, продолжая смотреть на меня.

— А я не умею охотиться, — выпалил я. — Но в теннис играю. Хотите научу? То есть, хотите, принцесса?

— В теннис?

— Это такая игра с небольшим мячиком.

— Ах, знаю, мне Лесток рассказывал. Вы во Франции бывали?

— Я вообще нигде не бывал, даже в Петербург только на днях приехал.

— Но герцогу курляндскому уже визит нанесли, — многозначительным тоном проговорила она.