Раз пенёк, два пенёк - [30]
— Есть у меня на примете человечек, бабёнка одна. Я раньше с ней крутил любовь. Работает завхозом в комендатуре. Ей и загоним крест, — нашёптывал Синий возбуждённо, — завтра с утра займёмся этим.
— Хорошо, я как раз пока на бюллетне. Или — бюллетене? Болею, короче говоря, — согласился Шурка.
У практиканта свободного времени было — завались. А Петя вообще плевать хотел на работу. На том и порешили.
С чувством хорошо проделанной работы сообщники разошлись спать.
На Прохорову голову повалились беды. Со старухой сделалось худо, пришлось по всему посёлку искать доктора. Только к обеду хозяин привёл Иван Иваныча к себе в дом, отыскав его, в процессе поквартирного обхода, в гостях у местного скотника.
Врач находился ещё в адекватном состоянии. Он, сразу же без разговоров отправился на вызов, предварительно заскочив в медпункт за саквояжем.
— Буду откровенен, готовьтесь к худшему, — Иван Иваныч закончил осмотр и начал укладывать инструмент в саквояж, — давление падает. Я сделал укол, но,… увы! Можно, конечно, попросить Наума Лаврентьевича отвезти бабушку в районную поликлинику…
— Да, чего уж там старуху мучить! Пусть дома спокойно помрёт, коли срок подошёл, — угрюмо возразил Прохор.
Доктор лишь развёл руками. Действительно, помочь Прохоровой матушке теперь уже не могло никакое лекарство.
— Иваныч, а спиртику у тебя не имеется? Для меня? — задал вдруг неожиданный вопрос хозяин.
— Нет, к сожалению. Видите ли, уважаемый, я сейчас сам… как бы это выразиться, — врач замялся.
— В запое, — закончил за него Прохор.
— Ну, можно и так сказать. Поэтому обсох, увы! — Иван Иваныч виновато улыбнулся.
— Что ж, бывает, — ответил Прохор философски, — спасибо за всё. До свидания, Иван Иваныч.
— Всего доброго.
Не успел доктор закрыть за собой дверь, как Клавка тут же вынырнула из соседней комнаты.
Она сочувственно обняла страдальца:
— Проша, погоди родной. Сейчас бражки принесу.
Молодец, Клава! Знает, что нужно мужчине в трудную минуту. На глаза Прохора навернулись слёзы.
Павла Сергеевна, одинокая сорокапятилетняя женщина, собиралась на работу в комендатуру, где она трудилась завхозом. По воскресеньям, после бани, согласно графику осуждённым полагалось менять постельное бельё: сдавать грязное и получать свежее. Этим процессом руководила завхоз.
С трудом натянув на себя цветастое платье, женщина горестно вздохнула. Распирает, как на дрожжах, ужас! Давно ли платье на заказ шила? Всё, уже по швам трещит. Мужики, конечно, любят полненьких, но — в меру. А у неё, надо признать, жирку накопилось сверх этой самой меры.
Эх, мужики, мужики! Ходил ведь к ней один — молодой, симпатичный. Правда, выпивал, но кто сейчас не пьёт? Уж как она Петрушку не ублажала: и в постели, и винишком поила, и разносолы всякие-разные готовила любимому. Ан нет, сбежал подлец!
Вспомнив былой роман, Павла Сергеевна прослезилась. Одной тоскливо. Дочка давно замужем, живёт аж в самом Ленинграде, за тридевять земель. Сюда ни за что не вернётся. Но и мамку не зовёт к себе. Неужто, так и придётся в одиночестве куковать остаток века? Печально.
Павла трубно высморкалась в необъятный носовой платок. Всё, хватит слёз. Пора идти на работу.
Вдруг неожиданно забренчал звонок. Кого там ещё нелёгкая принесла? Женщина, поднявшись, пошла открывать.
— Привет, Паша, — перед ней, собственной персоной, стоял Петя — её последняя безответная любовь.
За спиной Синего топтался молодой кудрявый парнишка, упитанный и толстощёкий.
— Петрушка, здравствуй, — Павла Сергеевна расцвела.
Петрушка! Ещё бы укропом назвала. Дура безмозглая! Сейчас начнётся: у тебя нет сердца, почему не приходишь… Синий решил сразу перейти к делу, не дожидаясь, когда Павла начнёт разводить сантименты.
— Паша, разговор есть. Ты, помнится мне, всерьёз увлекалась религией? Молитвы учила, в церковь ездила.
— Так я и сейчас верую. А ты что, никак, тоже к Богу потянулся? — Павла удивлённо вскинула выщипанные брови.
Петя криво ухмыльнулся:
— Пока нет, молодой ещё. Рано о душе думать.
— О душе думать никогда не рано, — строго заметила Сергеевна, — смотри, чтобы поздно не было.
Петя не намеревался вступать в религиозные дискуссии:
— Крестик купишь?
— У меня есть. Вот.
Женщина залезла рукой под платье и продемонстрировала алюминиевое распятие, чуть не вывалив на свет Божий массивную грудь. Шурка вытянул шею.
— Тот поболе будет, — рассмеялся Петя и раскинул руки, — во-от такой! Старинный, дорогой.
Павла Сергеевна, несмотря на свою показную набожность, была очень практичной женщиной. Она приторговывала самогонкой, а так же занималась мелкой спекуляцией, скупая и перепродавая всё, что могло бы, по её мнению, принести хоть какую-то прибыль.
Подумав немного, женщина ответила:
— Приноси, посмотрим. О цене договоримся. Да и сам не забывай ко мне дорогу, Петрушка. А теперь, извините, мальчики, мне на работу пора.
Она повернулась и лебедем поплыла в дом. Гордо подняв голову, соблазнительно потряхивая телесами!
— Так куда приносить-то? — крикнул Синий вдогонку.
— Можешь прямо в комендатуру. Буду ждать.
Павла немного обиделась на Петрушку. Мог бы и поцеловать при встрече!
Ближе к обеду Синий подкатил тачку с грузом к самой вахте. Его сопровождал Шурка, ставший с недавнего времени неразлучным Петиным приятелем.
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.