Рая & Аад - [21]

Но что мне делать? Если я навешу нудный хомут повседневного сожительства на одну из трёх своих нынешних любовниц (соответственно фортепьяно, флейту и скрипку), каждая из них, рано или поздно, превратится в водосливной бачок… Это неизбежно.

На мою удачу, Раечка не знакома с классиками даже так называемой «родной литературы». Вообще – она знакома с родной культурой не больше, чем среднестатистический иностранец… Слишком рано ринулась, бедолага, из родительских угодий за гламурно-глянцевым своим счастьицем… А что в результате своей охоты получила? Её простодушный прицел полностью сожрала ржавчина традиционного для их этносов рабства…

Возьму-ка я продукцию их известного бабника и картёжника (ну и, разумеется, резонёра по совместительству). Она, как нельзя лучше, предоставляет любому версифицирующему привольный диапазон для импровизаций…

С этими мыслями Аад жадно накинулся на клавиатуру – и… Мгновенно, из той же клавиатуры, вынырнул – и впрыгнул в Аада ловкий орфический бес… В течение сладкой четверти часа Аад и бес развлекали друг друга – вакхически-солнечно и безоблачно, в невинной салонно-альбомной форме.

(Стишок Аада «по случаю» – написан, соответственно, на нидерландском языке. Ниже дан его авторизованный перевод. – Примечание Первого свидетеля.)

Панегирик Раисе, моей дорогой жене

Любые скандалы выносит,

Всегда терпелива, ровна…

И денег на тряпки не просит,

Брильянтов не носит она!

В ней крепко живёт пониманье:

Без мужа она – круглый ноль.

Хоть муж ей – одно наказанье,

Позор, униженье и боль.

Этап каждый день у нас – «новый»,

Коль бреду поверить её.

Оковы ей – счастья подковы.

Бедлам – разлюли-прожитьё.

В дешёвую мчится киношку –

Кормить канареечный мозг,

Страстишек хлебнуть понарошку,

И трепетно таять, как воск.

А дома – такое же стойло,

Как было, как будет – всегда.

Но сладко привычное пойло…

Горит меж ногами – звезда!

Часть III. Упражнения с глаголом «любить» (письменные показания Первого брачного свидетеля: продолжение)

1

…В следующую среду в кабинете психотерапевта Рая, равно как и семейная исцелительница, пришла в полный восторг от бойких куплетиков Аада (последнюю строфу которых он, глумливый, даже пропел). Обе дамы крайне редко сталкивались со стихами – с искусством вообще, – да и где с ним в повседневной жизни столкнёшься? (Надо ведь чем-то питаться! – о да! – надо ведь платить за квартиру – о да! Еtc.). Короче говоря, трогательная неискушённость привела зрительниц к тому, что обе они, несмотря на значительную разницу в своём образовательном статусе, с единодушным ошеломлением восприняли ловкие фокусы рифм (как ребятишки из простонародья воспринимают цирковые номера) – при этом целиком упустив самый смысл.

Семейная исцелительница даже сделала профессиональное заключение, что раз муж посвящает жене стихи, – это является неоспоримым проявлением его (то есть мужа) к ней (то есть к жене) любви. О каковой муж, вероятно, и сам ещё не догадывается! И Рая – даже раньше, чем был поставлен этот диагноз, – с таким положением дел согласилась.

2

А вскоре Аад сократил число своих любовниц до одной. На что Рая дала ему строго симметричный ответ: она родила одного ребёнка. (В смысле: ещё одного – к уже имевшему место быть.) Мальчик был назван Аад.

Прирост семейства ван дер Брааков однозначно показывает, что Рая не позволила себя провести на зажёванной мякине. Может, кому-нибудь, менее битому, резкое сокращение штата аманток показалось бы отрадным симптомом – и даже плодотворным результатом посещений семейного психотерапевта, но…

Но, на сей раз, не Рае. Мощный инстинкт «плодовитой самки» (Л. Н. Т.) в совокупности с эмпирической, уже немалой, поднаторелостью, помог ей восчувствовать – безо всякого суфлёрства мамаши и даже без помощи Клуба, – что пока Аад шатался туда-сюда развесёлый, пока телефон звонил ему самыми разными женскими голосами и от него веяло самыми разнообразными духами, – семейный барометр показывал «ясно». Но когда Аад стал ходить смурной… И когда поднятая ею трубка телефона стала зловеще молчать… Да, молчать – одним и тем же женским голосом… И когда от Аада стало разить одним и тем же каверзным парфюмом «Bruno Banani»… И когда он как-то странно начал поглядывать на чемодан…

Раиса поступила так, как поступила бы на её месте всякая другая берегиня очага: она ринулась цементировать семейные руины. Точнее: она ринулась цементировать семейные руины жестоким, но отлично проверенным способом. А именно: она ринулась цементировать семейные руины живой жизнью ни в чём не повинного существа.

Библейскими хитростями и мифологически изощрёнными самоунижениями – она добыла-таки семени своего малодушного супруга (уже стоявшего одной ногой в квартире избранницы) – и, как было сказано выше, вызвала к этой страшной жизни ещё одно существо, превратив невесомый свет далёких звёзд в три килограмма и сто пятьдесят граммов красного, орущего мяса.

Однако уже через два года после этого семейного торжества соседи, то есть очевидцы поневоле, шумно заявляли друг другу в ближайшей пивной, что видели Аада, загружавшего ярко-жёлтый итальянский чемодан в багажник своей «мазды». И это при том, что до периода отпусков было ещё весьма далеко!