Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - [5]

– Не берите в голову, – произнес он. – У него обо всем свое мнение. Хуже всего то, что он математик. Да, именно математик, – повторил Фелл, посмотрев на свой салат так, словно искал в его листьях доказательство теоремы. – С ним невозможно общаться.

Старый лексикограф нисколько не удивился знакомству юного американца с сестрой Старберта, чем очень обрадовал Рэмпола. Тед даже отказался от мысли задавать вопросы о непонятных моментах беседы с Пейном. Он, согретый вином, просто удобно устроился в кресле и продолжал слушать лексикографа. Рэмпол, конечно, не мог быть критиком по части алкогольных напитков, но то, как доктор полировал темное пиво вином, а затем снова переходил к пиву, слегка его озадачило. Так или иначе, американец предпочел не вмешиваться и покорно принимал каждый вновь наполненный стакан.

– Что я могу вам сказать об этом напитке, сэр? – раскатисто продолжал доктор. – Так вот, знаете, как о нем высказался Элвисмол? «Мужчины зовут его элем, но Бог нарек его пивом». Ха-аха!

Его лицо пылало, но он, периодически стряхивая пепел на галстук, раскачиваясь на стуле и хихикая, все продолжал говорить. И лишь когда официант уже начал прохаживаться взад-вперед и красноречиво покашливать, доктора удалось убедить уйти. Опираясь на две трости, Фелл последовал впереди Рэмпола. В купе они разместились друг напротив друга. Там свет был таким тусклым, что казалось, будто светлее даже за окнами. Доктор Фелл, забившийся в свой уголок, на фоне висевших над ним старых фотографий и обивки напоминал гоблина. Он молчал, вероятно проникшись нереальностью происходящего. Дул свежий северный ветер, на небе уже взошла луна. Где-то далеко раскинулись древние заросшие холмы, а деревья чем-то напоминали траурные букеты.

Первым заговорил Рэмпол. Он больше не мог молчать. Как раз в это время они остановились у какого-то селения. Теперь в купе стояла абсолютная тишина, которую слегка нарушали звуки двигателя…

– Не могли бы вы сказать мне вот что, сэр, – произнес американец, – Что имел в виду мистер Пейн, когда говорил о том, чтобы провести «час в Ведьмином Логове»? Что это может значить?

Доктор словно только что пришел в себя и выглядел сконфуженным. Он подался вперед, и луна блеснула в его пенсне. Сейчас, в полной тишине, можно было услышать звуки двигателя паровоза, напоминающие дыхание лошадей, а за окном непрерывно зудели насекомые. Внезапно что-то звякнуло и поезд двинулся вперед. Фонарь качнулся и замигал.

– Как? О боже! Я думал, вы знакомы с Дороти Старберт.

– Я не люблю расспрашивать…

«Судя по всему, у нее есть брат. Надо соблюдать осторожность», – подумал Рэмпол и ответил:

– Я только сегодня встретил ее и ровным счетом ничего о ней не знаю.

– То есть вы никогда не слышали о четтерхэмской тюрьме?

– Никогда.

Доктор цокнул языком:

– Стало быть, от Пейна вы впервые услышали об этом? А он рассказывал вам все это как старому знакомому. Четтерхэмская тюрьма закрыта с 1837 года, а сейчас она просто разрушается.

Багажная тележка с грохотом прокатилась мимо них. Короткая вспышка света в темноте озарила удивленное лицо доктора.

– Вы знаете, почему тюрьму закрыли? – продолжал он. – Из-за холеры. Да, именно из-за холеры и кое-чего еще. Но это «кое-что» было значительно хуже.

Рэмпол достал сигарету и подкурил ее. Он не мог понять, что с ним происходит, ему казалось, что с его легкими не все в порядке. В темноте он сделал глубокий вдох, набрав свежего воздуха.

– Тюрьмы, – продолжал доктор, – в особенности тюрьмы тех времен, – это адское место. А эта еще и построена была вблизи Ведьминого Логова.

– Ведьминого Логова?

– Там раньше вешали ведьм. Ну, и мужчин, занимавшихся тем же, конечно, тоже. Кха. – Доктор Фелл довольно долго откашливался. – Я сказал про ведьм, потому что именно этот факт обычно производит самое сильное впечатление… Линкольншир – это довольно заболоченная местность, понимаете. Раньше британцы называли ее Ллин-Дюн, что значит «болотистый город»; римляне назвали его Линдум. Четтерхэм находится на некотором расстоянии от Лондона, и сам Линкольн ныне вполне современный город. Но мы – нет. У нас очень богатые почвы, очень легкий воздух и густые туманы, может, поэтому людям чудятся разные вещи после заката. А?

Поезд вновь сделал резкий рывок. Рэмпол натянуто улыбнулся. В ресторане этот грузный мужчина, который периодически неистово хохотал, казался похожим на окорок, но теперь у него был какой-то зловещий вид.

– Что же чудится?

– Тюрьму построили, – продолжал Фелл, – фактически вокруг виселиц… Два поколения семьи Старберт были здесь надзирателями. У вас такая должность называется «надсмотрщик». И сложилось так, что все Старберты умирают от перелома шеи. Странная и не слишком радужная закономерность.

Фелл зажег спичку, чтобы подкурить. Рэмпол увидел, что тот улыбается.

– Я вовсе не хочу вас напугать своими историями о призраках, – сказал он, покрутив некоторое время трубку во рту. – Я просто хочу вас, как бы это сказать, подготовить. У нас нет вашей американской бойкости. Дело, видимо, в воздухе. Здесь все полно домыслов. Поэтому не смейтесь, если услышите о Пегги С Фонарем, или о бесе, который живет в линкольнском приходе, или, что более вероятно, о чем-либо, связанном с тюрьмой.