Вокруг овального стола в большой библиотеке на Адельфи-Террас, 1, сидели четверо мужчин. В течение последних нескольких лет на этом круглом столе под светом висячей лампы появлялось немало странных и удивительных предметов, которые подвергались внимательному изучению со стороны доктора Фелла. Например, среди них были игрушечные часы с маленькой изящной фигуркой танцовщицы, чьи па и вращения послужили ключом к раскрытию дела в Уизерби-Грейндж; или же стоит вспомнить шесть синих монет, которые привели на виселицу Паултона с Риджент-стрит. Но этот стол редко видел столь странную коллекцию предметов, каковые оказались на нем этим вечером. Все они имели отношение к делу, которое стало известно как «Убийство Арабских Ночей». Всего их было не менее полудюжины, начиная с кулинарной книги и кончая двумя парами накладных бакенбардов.
Свет мощной лампы над столом падал подобно лучу прожектора. Другого источника освещения в комнате не было, если не считать камина, который разжигали (в случае необходимости), коли предполагалось всенощное бдение. Величественно разместившись в самом большом кресле, рядом с боковым столиком с сигарами и напитками, сидел сияющий доктор Гидеон Фелл. После четырех месяцев, проведенных на юге Франции, доктор был в самом благодушном настроении. Стоит напомнить, что после завершения дела об отравлении Жиро, в которое были впутаны две английские девушки – тяжелая история, – он отправился в Канны. Далее он пустился в путешествие по Лазурному Берегу – отчасти чтобы подлечить свою астму, но главным образом для того, чтобы предаться здоровому ничегонеделанию. И теперь его лицо в свете лампы отливало красноватым загаром. Маленькие глазки поблескивали за стеклами пенсне на широкой черной ленте; когда он похмыкивал, его несколько двойных подбородков колыхались, касаясь складок жилета; его неоспоримое присутствие, казалось, наполняло всю комнату, словно фигура рождественского Санта-Клауса с подарками. Одна его рука лежала на тросточке, а в другой была душистая сигара, которой он показывал на набор предметов, лежащих на столе.
– Да, я заинтересовался, – с довольным урчанием признал он. – Во всяком случае, я готов всю ночь слушать версии этого дела, в котором кто-то сможет объяснить сочетание кулинарной книги и двух пар фальшивых бакенбардов. Замечаю, что одна пара белая, а другая черная. Но, Хэдли, как там с другими экспонатами? – Он показал на них. – Выглядят они не лучше. Я еще могу понять присутствие этого изогнутого лезвия; вид у него устрашающий. Но вот при чем тут эти фотографии? Одна выглядит как набор следов. А вот эта – явно смахивает на изображение восточного базара или рыночной галереи, да еще с большим черным пятном как раз над дверью. А?
– Именно так. Это, – серьезно объяснил суперинтендант Хэдли, – кто-то швырнул куском угля в стену.
Доктор Фелл, подносивший сигару ко рту, остановился на полпути. Он чуть склонил голову набок, и копна седоватых волос сползла на ухо.
– Бросил углем в стену? – повторил он. – Зачем?
– Видите ли, сэр, – с мрачным выражением лица заговорил инспектор Каррузерс, – если суперинтендант в целом не ошибся в своей реконструкции ситуации, то эта деталь очень важна. В связи с данным пятном я бы хотел почтительно привлечь ваше внимание к этим накладным черным усам. Для начала взгляните на эту клейкую массу, но более важно…
– Не помолчать ли вам? – рявкнул сэр Герберт Армстронг, знаменитый бизнесмен, чьи разносторонние таланты обеспечили ему пост помощника комиссара столичной полиции. – Неужто вы не видите, что запутываете все еще больше? Так что помолчите вы оба и дайте мне объяснить. Итак! Фелл, мы в ужасном положении и прибегли к вашей помощи как к последней надежде. Все это такой бред, что никто не в состоянии разобраться в нем.
– Вы меня пугаете, – улыбнулся доктор Фелл. – Но продолжайте.
Он обвел взглядом троих гостей. Манера изложения и даже стиль мышления каждого из них контрастировали с остальными, ибо все они, собравшиеся сегодня за одним столом, были родом из самых разных уголков Британии.
Джон Каррузерс, ирландец, был детективом-инспектором из отделения на Уэйн-стрит. Он представлял собой новый тип офицера полиции: не больше тридцати пяти лет, университетское образование, дипломы и за учебу, и за спортивные успехи, вежлив, обладает богатым, но несколько эксцентричным воображением. Он отчаянно старался заключить его в рамки, хотя эти старания часто приводили к излишней застенчивости. Его единственная чисто ирландская черточка порой выражалась в неумении воспринимать другую точку зрения. Во всем остальном он представал перед вами личностью с длинным, серьезным и в то же время не чуждым насмешливости лицом; в углу рта длинная трубка, а темные брови нависают над ироничными глазами.
Сэр Герберт Армстронг со своим лысым черепом и заметной тучностью был неподдельным англичанином. Он мог послужить прекрасной моделью для Джона Буля, чье имя полностью характеризовало его личность. Преданный, сентиментальный, циничный, искренний, словоохотливый, горячий и упрямый, он не любил свои достоинства, но очень гордился недостатками. У него был взрывной, но совершенно безобидный темперамент, который (за его спиной) какими-то таинственными путями принес в полицию его кличку Дональд Дак. Наконец, он всегда был хорошим другом, что мог засвидетельствовать по крайней мере один из участников дела об Арабских Ночах.
