Рассказы - [2]

Шрифт
Интервал

Вызовешь их, — говорит мистер Протеро, — на Рождестве-то.

Огня не видно, только клубья дыма, и посреди них стоит мистер Протеро и, как бы дирижируя, машет шлепанцем.

Что-то надо делать, — сказал я.

И мы побросали в дым все наши снежки — по-моему, в мистера Протеро мы не попали — и бросились из дому к телефонной будке.

Давай заодно и полицию вызовем, — сказал Джим.

И «скорую помощь».

И Эрни Дженкинса, он любит пожары.

Но мы вызвали только пожарную бригаду, и скоро приезжает пожарная машина, и трое здоровенных мужчин в шлемах вносят в дом шланг, и мистер Протеро как раз успевает выскочить, пока шланг не включили. Такого громкого сочельника, конечно, нет больше ни у кого. А когда пожарные уже выключили шланг и стоят в сыром дыму, сверху спускается Джимина тетя — мисс Протеро — и в них всматривается. Мы с Джимом тихонько стоим и ждем, что она им скажет. Она всегда попадает в самую точку. Она оглядела троих высоких пожарных, стоящих среди дыма и пепла в своих сияющих шлемах, и она сказала: «Не желаете ли чего-нибудь почитать?»

Много-много-много лет тому назад, когда еще по Уэльсу бродили волки, и птицы, красные, как фланелевое исподнее, трепетали над лирным изгибом холмов, когда мы пели и нежились день-деньской и ночь напролет в пещерах, пахнущих влажным воскресным вечером в деревенской зале, и отваживали англичан и медведей челюстью дьякона, еще до автомобиля, до велосипеда, до кобылы с лицом оскорбленной принцессы, когда нас несли на хребтах несёдланные, веселые горки, — все шел и шел снег. Но тут маленький мальчик говорит: «А в прошлом году тоже шел снег. Я слепил бабу, а брат ее толкнул, а потом я его толкнул, а потом мы пили чай».

Нет, это не тот снег, — говорю я. — Наш снег не так вот просто-напросто лили с неба из ведер с белилами, он шалью стлался из-под земли, он выплывал, он вытекал из древесных стволов, и побегов, и веток; и все крыши за ночь порастали нежным и снежным мхом, белый плющ мигом обегал все стены, и немое, штормовое, белое крошево рождественских открыток обрушивалось на входящего во двор почтальона.

А почтальоны тогда были?

С моросящими глазами и с вишенкой вместо носа, он прохрустывал к двери и колотил в нее варежкой. Но дети только и слышали что колокольный звон.

Значит, почтальон, выходит, тук-тук-тук стучал в дверь, а она звенела?

Вовсе нет, эти колокола были у детей в голове.

А у меня только гром иногда в голове, а колокола никогда.

Но это были церковные колокола.

У них в голове?

Нет, нет и нет, на белоснежных, глаз выколи, звонницах их раскачивали епископы вместе с аистами. И они вызванивали свою весть забинтованному городу, и мороженому в барашках сахарных, сливочных гор, и хрустящей корочке моря. Все церкви как будто гудели от радости у меня под окном; и медные петушки кукарекали про Рождество у нас на воротах.

Лучше еще про почтальонов.

Почтальоны как почтальоны, они любили ходьбу, и собак, и Рождество, и снег. Молотили в двери синими костяшками…

А у нас черный такой молоточек…

… и потом стояли на половике в маленьких продувных сенях, и сопели, пыхтели, и выдували в сени призраков, и переминались с ноги на ногу, как маленькие мальчики, когда им надо по-маленькому.

А потом подарки?

Потом подарки, рождественские подарки. А закоченелый почтальон, цветя алой розой меж глаз, звонко скользит по блестящему, гладкому, как чайный поднос, накату. Он загребает заледенелыми сапогами, как граблями. Он качает своим мешком, как замерзший верблюд горбом, головокружительно, на одной ноге он нацеливается на поворот, поворот его подхватывает, и — нет почтальона!

Теперь про подарки.

Были подарки полезные: мохнатые, поглощающие, как бездна, полости из старых кучерских дней, и варежки для громадных лентяев; полосатые шарфы из чего-то вроде шелковистой резины, которые можно было вытянуть до самых галош; шотландские береты с наушниками, похожие на лоскутные грелки для чайников, и кивера размером на кроликов, и шапочки для жертв ходящих по скальпы племен; тетушки, которые всегда носили шерсть на голое тело, дарили усатые, колючие фуфайки, вызывавшие удивление, как вообще у тетушек еще сохранилось тело; а однажды я получил даже маленькую вязаную торбу от тетушки, которая, увы, более не ржет среди нас. И книжки без картинок про мальчиков, которым не велели кататься на коньках у фермера Джайлса на пруду, а они не послушались и утонули; и книжки, которые разъясняли все про осу, умалчивая только — зачем.

Лучше про бесполезные подарки.

Были, были целые горы разноцветных «уйди-уйди», и свернутый флаг, и накладной нос, и фуражка кондуктора, и машинка, которая штамповала билетики и звенела в звонок; рогатка ни разу не попадалась; однажды, по странной ошибке, которую никто так и не смог объяснить, попался маленький томагавк; и целлулоидная утка, которая, если ее сожмешь, издавала неутинейший звук, мяукающее «мму-у», которое скорей могла бы произвести воображала-кошка, возомнившая себя коровой; и альбом, где я мог выкрасить траву, и деревья, и зверей каким душа пожелает цветом и где тем не менее небесно-лазоревая овца щипала багрец травы под радужноклювыми, остро-горчичными птицами.


Еще от автора Дилан Томас
Детство, Рождество, Уэльс

Дилан Томас (1914 – 1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Мышь и женщина

Дилан Томас (1914-1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Враги

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Преследователи

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Портрет художника в щенячестве

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.«Портрет художника в щенячестве» наиболее значительное произведение его прозы. Эту книгу можно назвать автобиографией, хотя и условно.


Шестерка святых

Дилан Томас (1914–1953) – валлиец, при жизни завоевавший своим творчеством сначала Англию, а потом и весь мир. Мастерская отделка и уникальное звучание стиха сделали его одним из самых заметных поэтов двадцатого столетия, вызывающих споры и вносящих новую струю в литературу. Его назвали самым загадочным и необъяснимым поэтом. Поэтом для интеллектуалов. Его стихами бредили все великие второй половины двадцатого века.Детство Томаса прошло главным образом в Суонси, а также на ферме в Кармартеншире, принадлежавшей семье его матери.


Рекомендуем почитать
Anno domini

Действие романа «Anno domini» основано на реальных событиях в Украине, охваченной так называемой «оранжевой» революцией.Роман изобилует острыми поворотами сюжета, эпизодами приключенческого характера, способными заинтересовать читателя любого возраста и пола. В то же время главный герой находится в поисках философского смысла жизни, своего места в ней.Захватывающее повествование читается на одном дыхании, привлекает своей чистотой, искренностью, узнаваемостью нашей с вами действительности, и в то же время не содержит сцен насилия и жестокости.В целом роман пробуждает добрые чувства, светлую печаль и сочувствие к героям.


Дом моделей

В книге «Дом моделей» – почти вся литературная биография Александра Кабакова, представленная малой прозой.Живут ли герои в большом городе или в глубинке – они хотят вырваться из обычной жизни. Красивая девушка убегает в областной центр, чтобы стать моделью; женатый герой заглядывается на другую женщину; влюбленные взлетают с крыши в небо или исчезают в неизвестном направлении…Все повести, собранные в этой книге, – от нового «Дома моделей» до фантасмагорических «Бульварного романа» и «Салона» – полны иронии и вместе с тем безграничным сочувствием к людям с их сложными судьбами.


Ночная вахта

Ну, вот и всё, очередная рабочая смена подходила к концу, осталась ночная вахта....


Марш славянки

Теперь уже всем ясно, что в 91-ом в России началась война. По российской традиции первый удар приняли на себя мужчины, а все тяготы войны взвалили на свои плечи женщины. Всем, кто уцелел в «лихие 90-ые»… Женщинам России посвящается…(АНТИГЛАМУР)


Свадебный переполох

Какой настоящий армянин не мечтает выдать дочь за такого же настоящего армянина? Даже если девица обладает скверным характером, сто лет не была в Армении и, о ужас, не горит желанием связывать себя брачными узами?..В поисках жениха семья отправляется в Ереван, где родственники уже подыскали подходящую кандидатуру и мечтают сыграть пышную армянскую свадьбу. Но невеста по уши влюблена в другого, да и у будущего мужа иные планы. Молодые люди решают побороться за свои чувства…


Присяга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы. Интервью. Очерк

В рубрике «Из классики ХХ века» — валлийский поэт, прозаик и драматург ДиланТомас (1914–1953). Журнал печатает несколько рассказов писателя, а также его ироническое эссе о поездке в США.


Под сенью Молочного леса

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский поэт, писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов прозы, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи поэт вообще стал культовой фигурой.В сборнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные годы, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок.