Рассказы - [9]

Процессия двинулась назад, вынося нас из церкви. Выхода не было ни с логическим мышлением, ни без. Я смотрел почему-то на полноватого пятидесятилетнего дядьку, который нес за ножку табуретку. Табуретка была темная, рассохшаяся, видавшая не одну крышку от гроба, пережившая не одну зиму на балконе. Нужно было срочно что-то ответить, сейчас должен был позвонить БОПТ. Но я смотрел как завороженный на табуретку и думал, что вот у меня на балконе стоит такая же, а я не замечаю, какая она ужасная. А чужую — замечаю.

— Главное, — сказал я, — предъявить начальству заложника.

Я действовал как обычно: говорил только полмысли, чтобы собеседник ее развил и нашел решение. Но Нагорный на такие вещи не велся. Молчал. Ждал.

Табуретку закинули в автобус, люди стали рассаживаться. Наши спаренные телефоны не звонили, но уже казалось, что звонили, трубка жгла руку.

— Ну кто сказал сюда класть? — затараторила какая-то женщина в толпе. — Кто сказал сюда садиться?

— Кто сказал, что это должен быть Вася? — спросил я вдруг Нагорного.

Он посмотрел на меня, и сначала показалось, что это взгляд ненависти или змеи, смотрящей на жертву. Но Нагорный просто думал. Я чувствовал, что он понимает меня и просчитывает вариант, при котором мы должны предъявить начальству какого-то другого заложника, а моего Узника втихую освободить и отвезти до вечера в Пункт. Тогда все законы будут соблюдены, я спасен, а сам Нагорный — с жилплощадью. Я чувствовал, что он борется с Человеческим Фактором.

— Кандидатуры есть? — наконец спросил он.

— 5 —

Гул от направленного в монитор микрофона взлетел над берегом. Слился с ветром. Рома Шилдиков, солист «Дряхлеющей плоти», закончил песню, мутным глазом посмотрел на публику, словно хотел что-то добавить. Все замерли, и Рома медленно, как только можно медленно говорить одно слово, сказал:

— Спасибо.

Захлопали, но не активно. «Дряхлеющая плоть» играла старую программу, удивить народ было нечем, а хит «Корабли с моря» уже не работал. Всем, однако, было хорошо, погода стояла отличная. Студенты и престарелые хиппи расположились на живописном холме. Я забежал на бэкстэйдж, переключился на молодежный стиль общения, хлопнул по рукам ребят из организации, кивнул музыкантам.

— Как оно? — спросил я главного координатора Лешу Козина.

— Да, блин, тебя ждали, официально не открыли еще, вон Рома всех разогревал.

Я снял пиджак, накинул болоньевую куртку с символикой фестиваля. Открывать должен был я и главная звезда Колычского рока Вова Русин из «Мистического Путешествия».

— Где Русин? — спросил я.

Леша опустил глаза.

— Короче, такая фигня… Нет Русина.

— Что?!! — Я думал совсем о другом, мне по фигу был Русин, но я задал этот вопрос так, как будто фестиваль был целью моей жизни, а отсутствие Русина — ножом в сердце.

— Вчера, короче, сидели, обсуждали. Мы ему: ок, ты хэдлайнер, но двадцать песен — это ту мач, это же не твой концерт. Он сперва вроде даже согласился, но с учетом, что споет эту свою новую, которую я тебе ставил.

— А ты?

— А я не дурак, это же под Устную подпадает, оно мне надо? Ну и, короче, его с утра не было, не знаю, где он.

— Кто вместо него?

— «Совращенные заживо», но ты сам понимаешь: фестиваль без Русина — это…

И он произнес слово, которое я не могу привести в Письменной Речи.

Все время неподалеку от нас крутилась Алина, репортерша с телевидения. Я ее недолюбливал, потому что она вечно терлась рядом, как бы по своим делам, но было видно, что подслушивает. Ей почему-то казалось, что журналист — это что-то вроде шпиона, что информацию надо вынюхивать. Новости, добытые без шпионской романтики, ее не возбуждали.

Мы вышли на сцену с Антошей, солистом «Совращенных». Публика не ликовала и не свистела: в общем, встретила нас никак. Все понимали, что сейчас будут официальные слова, приготовились потерпеть. Ну а Антоша никогда не был особо популярен. Вернее, как — был, но в очень узком кругу у нас в Колыче металл сейчас не на подъеме.

Антоша прилип губами к микрофону, помолчал и еще медленнее, чем Рома Шилдиков, говорил «спасибо», сказал:

— Здравствуйте.

Народ захлопал, я бойко продолжил:

— От лица администрации я рад открыть уже шестой по счету фестиваль «Эхо Вудстока», хотя непосредственно в этом году было бы логично назвать его не Вудстоком, а Водостоком, потому что проблемы экологии…

Слава богу, текст был выучен давно. Я придумал его еще зимой, и хоть он был простой (его и учить-то было необязательно, можно было просто сказать все своими словами), я все же любил почему-то повторять его в течение последних месяцев, представляя себя на сцене.

Говорил автоматически, а сам неотрывно глядел на почти лысого старого рокера в первых рядах. Когда он поворачивался, видно было жиденький хвост волос за плечами. Я подумал, что десять лет назад сам носил такой и что хорошо, что постриг, а то с моей начинающейся лысиной это выглядело бы совсем некрасиво… Кандидатура…

…Вовка Русин, христосоподобный поэт, сволочь, любимец девушек. Одним взглядом гипнотизирующий зал, одним словом влюбляющий в себя, ведущий за собой. Я перестал играть на гитаре 10 лет назад, когда услышал его. Это было такой же ранней весной, в актовом зале «Молодости». Я простоял и молча прослушал весь концерт «Мистического Путешествия». Русин светился. Пел без футболки, вспотел, ребра ходили под полупрозрачной кожей, сердце поэта стучало громче барабанов.