Рассказы - [7]

БОПТ снова вышел на связь и металлическим голосом (говорил через ПИГ [31 — ПИГ (в просторечии — «пигалица») — Прибор, Изменяющий Голос.]) сообщил, что тайно проник в «Михаила Архангела», забаррикадировался в кабинете батюшки и убьет заложника при первой попытке прервать нормальное течение церковной жизни, эвакуации людей и прочее. Тут дело попахивало религиозной мотивацией довольно экстремального ответвления БОПТов, которое они сами называли СВБП [32 — СВБП — Сами Вы Богом Проклятые.].

Я понимал, что, если кто-то, кроме меня, будет вести переговоры, сразу выяснится, что заложник — Вася и мне конец.

Я поднял руку. Встал.

Ни когда поднимал руку, ни когда вставал, ни когда открывал рот, еще совершенно не знал, что буду говорить.

— Товарищи, есть совершенно другое предложение…

Только если в утреннем случае с офицером, когда я сказал про пять километров, мне важно было начать, а дальше переложить ответственность за ведение мысли на него, если в машине с несчастным пареньком я мог сказать про подвеску, не разбираясь в автомобилях, то сейчас надежды не было ни на кого. Даже хуже. Надежды не было ни на что.

— И вот какого рода, — сказал я.

Все ждали.

Вот она, смерть. Будничная, страшная. Потому страшная, что вместе с тобой никакой «весь мир» не умирает. Умираешь только ты, а солнце светит для оставшихся в живых, молодежь влюбляется, женщины ходят взад-вперед. Я уставился на желтую безвкусную штору, как будто она могла мне что-то подсказать. Я подумал о том, что она безвкусная, потому что сам недавно в отсутствие жены купил похожие, а жена, вернувшись от мамы, сказала, что они безвкусные. Не верьте, если говорят, что в экстремальной ситуации мозг работает быстрее. Вообще не работает. В голове не было ни одной мысли, кроме той, что мне очень нужна мысль, что я должен как-то перестать думать о шторе.

— А вот фестиваль отменять не надо, — сказал я.

Все внимательно слушали.

— Во-первых, он уже начался. Если попытаемся разогнать людей без объяснения причин — вот тогда получим панику. Колычане год ждали этого мероприятия.

Все опять внимательно слушали. Не шевелились. Только холодноватой внешности мужчина в полицейской форме беззвучно барабанил по столу пальцами.

— Тем более что публика сконцентрирована как раз далеко от церкви, на другой стороне реки. Это даже плюс.

Это был бред, а не плюс, но другого плюса у меня не было. Все в третий раз внимательно слушали.

— И мы должны подумать: почему террорист выбрал именно этот день для своего гнусного замысла? Случайность?

Я зацепился за мысль, желтая штора отступила прочь, куда-то в темноту, в ад, откуда и пришла.

— Может быть, это как-то связано с фестивалем? Может, он как-то хочет повредить рок-движению, которое официально входит в ГосРазДух [33 — ГосРазДух — Госальянс по Развитию Духовности.] решением от 18.06.2024? Так или иначе, это может быть связано. Очень важно понимать мотивацию и психологию данного террориста, и поэтому… как сотрудник ОПНРПП, куратор рок-клуба и офицер ФСОЗОП, хочу предложить свою кандидатуру, чтобы возглавить операцию по переговорам.

Молчали все, а особенно — представитель ГИВТа. Он как будто ждал, чтобы решение было принято без него, чтобы потом вынести оценку уже не ситуации, а решению.

— А что, — сказал Аркадий Игоревич, — это ход.

Никто не шелохнулся, потому что это было еще не совсем похоже на решение.

— Это ход… Давайте так и сделаем… Лучшего переговорщика, знакомого с рок-реалиями, нам не найти. А от силовых структур будет работать майор Нагорный, личность проверенная.

Холодноватой внешности мужчина в форме перестал барабанить, привстал, кивнул. Мне показалось, что я его где-то видел.

— 4 —

Батюшка Степан Алексеевич все выслушал, посмотрел мне в глаза и сказал:

— Верю.

Мы сели в автобус и позвонили БОПТу на телефон в кабинете. У меня и у Нагорного были спаренные трубки: это правило подобных операций. БОПТ сказал своим металлическим голосом:

— Я же просил не афишировать.

«Странная лексика для террориста», — подумал я, составляя его психологический портрет… «Афишировать»…

— Уверяю вас, что прихожане не в курсе, мы никого не эвакуируем, церковь живет своей обычной жизнью.

— Верю, — прохрипел он, — посадите солдат обратно в автобусы.

Нагорному это не понравилось, но он приказал бойцам вернуться.

— Теперь, — сказал БОПТ, — уберите снайперов… Развели детский сад.

Мы переглянулись.

— Да-да. С крыши, с дерева и из этой дурацкой исповедальни.

Складывалось ощущение, что, сидя в кабинете, он видит через стены, будто он Бог или СКУНС.

Нагорный занервничал:

— Откуда он знает про всех наших?

Я тоже немного сорвался и излишне эмоционально спросил батюшку:

— Какого черта там делает эта дурацкая исповедальня?

— Без чертей, — сказал Степан Алексеевич, и это меня отрезвило, так как я сейчас только что в Устной Речи практически нарушил закон о БУРС [34 — БУРС — Безусловное Уважение к Религиозным Святыням.], — и не пригибайтесь вы так: окна моего кабинета сюда не выходят.

— А куда выходят? — спросил Нагорный.

— Никуда не выходят. Он видит нас по мониторам, здесь двенадцать камер. Вы же в прошлом году и устанавливали.