Рассказы о землепроходцах - [34]
Но ведь всю эту огромную массу людей нужно было чем-то кормить! Пройдет год, и ничего не останется от привезенного с таким трудом продовольствия. Медлительность Беринга могла обернуться гибелью экспедиции.
Беринг поступил по-своему.
Зимой 1736 года он отправил Чирикова в Охотск строить корабли для плавания к берегам Америки, а сам остался в Якутске. Он не сомневался, что поступает правильно. Он ждал, когда будут закончены все подготовительные работы, а пока коротал время в беседах с академиком Миллером, работавшим в те годы в якутских архивах, неторопливо покуривал трубочку и старался не замечать, как неутомимая Анна Матвеевна меняет у якутов меха на казенный табак.
Подвиги лейтенантов
В начале августа 1735 года Василий Прончищев вывел свое судно в море. Обходя острова дельты Лены, дубель-шлюпка двинулась на запад.
В августе следующего года Прончищевым были открыты острова Петра I, а в конце месяца, пытаясь обогнуть Таймыр, дубель-шлюпка уперлась в непроходимые льды. Это случилось на семьдесят седьмом градусе двадцать девятой секунде северной широты — возле самой северной точки континента.
Всего полчаса длился совет, собранный Прончищевым, но это промедление едва не стало роковым для всего экипажа. С огромным трудом удалось выбраться из ледовой ловушки.
На зимовку возвращались назад на Оленек. Меньше двух месяцев длилось это ледовое плавание, но каких сил оно стоило!
29 сентября умер от цинги Василий Прончищев.
Судно с мертвым командиром на борту долго не могло зайти в устье реки: семь дней дул штормовой ветер. Только в начале октября штурман Семен Челюскин ввел дубель-шлюпку в Оленек.
6 октября Василия Прончищева похоронили...
Его жена Мария ненадолго пережила любимого человека. Через пять дней и ее похоронили рядом с мужем. Марии Прончищевой не исполнилось еще и девятнадцати лет.
Печальная и горестная повесть о короткой жизни влюбленных... Чье сердце не тронет она?
И не потому ли и в наше время суровым полярным морякам чудится женский плач в завываниях ветра, проносящегося над Берегом Василия Прончищева. И не потому ли такой нестерпимой кажется синева льда в бухте Марии Прончищевой... Не потому ли так бережно хранит холодная северная земля эту могилу...
Еще трагичнее сложилась судьба бота «Иркутск». Судно столкнулось со льдами, едва только вышло из устья Лены и повернуло на восток. Дважды пытались прорваться на восток моряки. Снасти и борта покрылись льдом, судно, казалось, само превращалось в льдину... Отчаявшись, Ласиниус стал на зимовку в устье реки Хараулах. Скоро на зимовье пожаловала цинга. Первым умер сам Ласиниус, следом за ним — почти вся команда.
Такой ценой платила северная экспедиция за каждый свой шаг. Не чернилами, а человеческой кровью, человеческими жизнями вычерчивалась на карте граница государства.
Но ни цинга, ни льды не могли остановить моряков. На место умерших вставали новые и шаг за шагом продвигались вперед. Василия Прончищева заменил Харитон Лаптев, место Ласиниуса занял Дмитрий Лаптев.
Моряки Дмитрия Лаптева в прямом смысле прорубили топорами путь во льду, пока не вышли на чистую воду. Ежедневно рискуя вмерзнуть в лед, отважно устремились они на восток.
«Во все дни, — писал об этом плавании сам Дмитрий Яковлевич, — от льдов и мелей беспокойство было. И часто бродили во льдах, как в густом лесу, и когда ветер был умеренный, то с нуждой пробавлялись, а в крепкий ветер и в штормы близ конечного отчаяния были, но тем спаслись, что отмелый берег большие льдины останавливал, и до самых заморозков так было».
В навигацию 1739 года Дмитрию Лаптеву и его морякам удалось «прокрасться» вдоль самого берега до устья реки Индигирки, а в 1740 году — до мыса Большой Баранов к востоку от реки Колымы. Братьям Лаптевым и суждено было положить на карту северо-восточные очертания России.
Не может не восхищать деятельность северных отрядов Второй Камчатской экспедиции. Каждый день их работы был подвигом.
«Описание сих путешествий, — писал известный русский моряк-полярник Ф. П. Врангель, — представляет читателю ряд опасностей, трудов и неудач, против коих плаватели наши должны были вооружаться твердостью духа, неутомимым рвением в исполнении своих обязанностей и мужественным терпением, самыми отличительными свойствами мореходов всех веков и народов. Не ослепляясь пристрастием, мы невольно должны признаться, что подвиги лейтенантов Прончищева, Ласиниуса, Харитона и особенно Дмитрия Лаптевых заслуживают удивления потомства».
Но, говоря о подвигах лейтенантов и воздавая должное их героизму и мужеству, нельзя не упомянуть и о Семене Дежневе, ставшем в эти годы полноправным участником северной эпопеи.
Летом 1736 года академик Миллер отыскал в якутском архиве документы о его плавании.
«Сие известие об обходе Чукотского носу, — писал он, — такой важности есть,что оное паче вышеписанных примечания достойно, ибо известие есть, что прежде никогда подлинно не знали, не соединилась ли в сем месте Азия с Америкою, которое сомнение и к первому отправлению господина командора Беринга в Камчатку причину подало. А ныне в том уже никакого сомнения больше не имеется».
