Рассказы о землепроходцах - [33]
В Якутске
За годы, прошедшие после смерти Петра, количество ссыльных здесь резко увеличилось. Около двадцати тысяч человек было сослано в Сибирь только за годы правления Анны Иоанновны. Сильно изменилась сибирская жизнь и внешне. Не осталось здесь уже прежней дикости и необразованности. Никого не дивило теперь появление еще одного «немецкого» генерала. И ни к чему было теперь изображать из себя Ивана Ивановича... Но иногда Беринг ловил себя на мысли, что одновременно с рыхловатой полнотой, поглотившей его некогда крепкое тело, все, что было в нем от уроженца маленького датского городка, затерялось в пугающей бесконечности пространства, наполнившего его душу.
Беринг, действительно, обрусел, хотя и перестал креститься на православные иконы. Даже сам образ его жизни уже мало чем отличался от жизни местных вельмож.
Конечно, главная заслуга в этом принадлежала его супруге. Бойкая тридцатилетняя жена после веселой светской жизни Москвы и Петербурга отчаянно скучала в сибирской глуши и, когда Беринги наконец-то обосновались в 1734 году в Якутске, энергично пустилась наверстывать упущенное. Не проходило недели, чтобы не устраивала Анна Матвеевна катание на санях, а в летнее время прогулки на судах по Лене.
При Анне Матвеевне Беринг впервые увидели изумленные якуты не полыхание северного сияния, а расцвеченное фейерверками небо.
Между тем дела экспедиции обстояли далеко не так блестяще, и это не могло не мучить Беринга. Матросы и ссыльные, волочившие на себе канаты, якоря, пушки, все еще находились в пути. Поздней осенью они разгрузили на Илиме суда и волоком двинулись в село Усть-Кут на Лене. Измученные люди добрели туда к концу 1734 года.
А в Усть-Куте все пришлось начинать сызнова. Строили суда, бедствовали — голодали и мерзли — и только весною 1735 года по вскрывшейся реке двинулись к Якутску. Лейтенант Свен Ваксель, вспоминая подробности этого пути, писал: «Так как наши люди, в особенности из числа ссыльных, стали толпами убегать, то пришлось поставить крепкие караулы, а вдоль берегов Лены через каждые двадцать верст поставить виселицы. Это произвело п р е к р а с н о е (разрядка моя. — Н.К.) действие, так как с этого момента убегало уже весьма немного людей. Подготовившись таким образом к путешествию, мы в начале июня двинулись из Усть-Кута».
Мимо уставленных виселицами берегов и плыли суда в освещенный праздничными огнями фейерверков Якутск.
Не этот ли контраст и породил тот поток доносов и жалоб на Беринга, что, зародившись в эти годы, уже не иссякал до смерти командора? Жаловались на Беринга все. Жаловались местные бедолаги-чиновники, жаловались воеводы, жаловались подначальные Берингу люди. Одни возмущались фейерверками, устраиваемыми Анной Матвеевной, другие — неудержимым казнокрадством и лихоимством, царящими в экспедиции, третьи — непростительной медлительностью самого капитан-командора.
Беринг знал, что на него пишут доносы и жалобы, но — вот уж истинно российская черта! — оставался беспечным, продолжал делать то дело, которое должен был делать, несмотря ни на что. Главное дело своей жизни...
В июне 1735 года в Якутске провожали бот «Иркутск» и дубель-шлюпку «Якутск». Судам предстояло спуститься до устья Лены и там, выйдя в море, идти одному к Енисею, огибая полуостров Таймыр, другому — на восток... На борт дубель-шлюпки поднялся лейтенант Василий Прончищев со своей молодой женой. На боте отплывал Петр Ласиниус.
Заиграл оркестр. Грянули орудия. Суда медленно отделились от берега.
Помаргивая ресничками, смотрел на них Беринг. Позже — и бессонными ночами в Охотске, и перед самой смертью — будет казаться ему, что уже и тогда знал он, угадывал судьбу Прончищевых и Ласиниуса.
После ухода судов пусто стало в Якутске. Здесь остались только те, кому предстояло идти с Берингом в Охотск.
Чириков, возмущавшийся медлительностью Беринга, горько шутил, что командор не тронется из Якутска, пока не проложат в Охотск тракт, чтобы можно было проехать коляске Анны Матвеевны.
Работы по улучшению дороги велись. В 1732 году здесь работал отряд штурмана Бирева, в 1734 году — команда матроса Белова, в 1736 году — отряд капрала Уваровского. Да и сам Чириков немало потрудился над улучшением сообщения между Охотском и Якутском. По его идее и под его руководством через каждые пятнадцать верст были поставлены теплые избы, в которых могли бы отогреться зимою возчики. Все эти работы были необходимы, и Чириков, сам не раз уже доставлявший провиант в Охотск, знал и понимал это лучше других. Но понимал он и другое. Работы по улучшению дороги можно было вести бесконечно, а когда же удастся тогда пойти в плавание — совершить то главное дело, ради которого и посланы они сюда, во имя которого гибнут от голода и стужи сотни людей? Пока же складывалось странное и нелепое положение. Экспедиция съедала саму себя.
Чириков принял в Тобольске в свою команду двести солдат и более полутора тысяч ссыльных. В Верхоленске добавилось еще семьсот тридцать служивых людей. Это благодаря им делались суда, доставлялось продовольствие. В июне 1735 года в Якутск завезли около сорока тысяч пудов муки, круп и прочего провианта.
