Валентин Пикуль Прибыль купца Долгополова
Речь об Астафии Трифонове сыне Долгополове…
Если бы не факты, подтвержденные историками, признаниями Пугачева и «сентенцией» Екатерины II, я бы, наверное, счел всю эту историю сложным вывертом опытного фабулиста, неугомонная фантазия которого служила для развлечения публики.
Истории известны случаи, когда шпион становился «двойником», собирающим мзду с обеих враждующих сторон. Но здесь мы встретились с двойником-провокатором, втянувшим в орбиту своих меркантильных забот интересы Емельяна Пугачева и сумевшим обдурить императрицу Екатерину II, которая, как известно, не была деревенской дурочкой. Согласитесь, что для XVIII века, и без того насыщенного аферами и авантюрами, подобная ситуация выглядит все-таки не совсем обычно.
Напоминаю, армия Румянцева героически сражалась на Дунае, а внутри государства началось массовое народное движение, которое сейчас именуют Крестьянской войной, а раньше называли это явление проще – Пугачевщиной.
Читатель подготовлен. Сразу приступим к делу.
Долгополов чинно сидел дома, в славном граде Ржеве, и потреблял водку, настоянную на «снулых» осенних мухах, что было полезно для его здоровья. Пересчитывая деньги, вздыхал:
– Ох, разор пришел! Ох, разграбили, аспиды…
С торговлей ему не повезло. Ранее он поставлял в Ораниенбаум овес для голштинской кавалерии императора Петра III, а потом царя – по пьяному делу – придавили веселые господа Орловы, за что и получили графские титулы. Сунулся было купец за деньгами в Китайский дворец, но его в шею вытолкали с назиданием:
– Проваливай отселе, покуда пупок тебе за ухо не завернули! Много таких блуждают здеся, долги с покойника взыскивают. А может, ты сам этот овес сожрал или другим продал…
Потом утонула у Долгополова барка с товарами.
– Убыток, – горевал он. – Живу в убыток. Надо бы до Москвы ехать… со Ржева-то не разживешься! Что тут знают? Топоры ковать да катают валенки из кислой шерсти. Славен Ржев отхожими промыслами: ржевские нищие по всей Руси ползают…
В конце зимы 1773 года стал блуждать слух в народе, будто объявился государь-батюшка Петр III, сулит свободу от податей и барщины. Несчастные всегда хотели бы верить в «доброго царя», но дошлый купец в эти слухи о его внезапном возрождении из гроба не поверил… Говорил жене убежденно:
– Петра крепко удавили господа наши – не воскреснет! А ежели кто и поднялся заместо его, так это самозваный… Я ведь бывал в Ораниенбауме, подлинного дурака-царя сам видывал. А в гробу не кукла лежала… подлинный царь!
Рука сама собой машинально откинула на счетах кости в 674 рубля, так и не полученные с Петра III за овес. И тут навестила голову купца шальная, но вполне логичная мысль:
– А што, ежели ныне объявлюсь… к самозванцу-то! Приду и скажу: нехорошо, мол, царь-осударь, поступаешь. Овес-то мой ты побрал для голштинцев своих, а денежки-то… иде? Уж ты окажи божецкую милость: расплатись со мною… за овес-то!
Долгополов рассуждал вполне здраво: если ты, милок, при всем честном народе назвался императором Петром III, так будь любезен и долги за императора выплачивать. Тут купец сунулся в женину шкатулку, извлек из нее два камня: хрусталик в форме сердечка, другой – желтоватый кубик, весь в царапинах. Прямо скажем, что над этой дрянью любой ювелир только посмеялся бы, но Долгополов уже включил их в свои планы…
Жена, заметив сборы мужа в дорогу, спрашивала:
– Астафья, кудыть тебя снова понесла лихоманка?
– Да я, мать, задумал, как бы разжиться.
Тут баба ударилась в могучий рев – с попреками:
– С тобой наживешься… как же! У всех мужья как мужья, а я с тобой, горемычная, забыла, когда последний раз пряников накушалась. Уморил совсем… смертушка приходит!
Долгополов пытался ее усовестить:
– Да побойся Бога-то! Эвон брюхо отвисло какое.
– Так и што с того, коли в нем пусто?
Долгополов оттаскал свою бабищу за космы:
– Цыть, курвища! Вернусь с большой прибылью…
С этим и отъехал в Москву, где сгоряча купил семь пудов масляной краски, намереваясь отвезти ее в Казань и там продать с лихвою. Заезжих с Поволжья торговцев он расспрашивал: есть ли там нужда в краске да какова цена на нее?
– Окстись! – отвечали ему. – Там нонеча кровью заборы мажут. Пугач так и прет, у кого и есть что, так не сидят в Казани, а скорее на Москву вывозят… В экие времена чего нам красить-то? Или ты совсем уж рехнулся?
Долгополов приуныл, сидел на базаре, пока не распродал всю краску, имея не барыш, а убыток в двадцать рублей.
– Ох, язви ее в колоду! Опять убыток…
Но мысль получить с Пугачева за овес, когда-то проданный в Ораниенбауме императору, уже не покидала купца, и с ближайшим обозом он потащился до Казани, где узнал, что Емельян Иванович раскинул свой лагерь под Бердою. Долгополова словно сама нечистая сила так и несла к самозванцу. У перепуганных дворян приобрел он по дешевке шляпу с золотым позументом, перчатки с крагами, расшитые гербами, и сапоги из красного хрома. Поехал дальше искать «должника» своего. В Мензелинске городской воевода спрашивал – ради чего он едет в сторону армии «злодея», коли все другие удирают от него в иную сторону?
