Рассказы - [10]

Шрифт
Интервал

, артист балета: Это просто привычка говорить с самим собой, и она возникает естественным образом, если в доме ты единственный человек, от которого можно дождаться ответа.

ДЕТСКИЙ ПРАЗДНИК

Шарик, пусти меня к себе в конуру, А то я немедля упаду и умру. Я без сна и без отдыха крутился, как счетчик, Развлекая гостей моих милых дочек. Я играл с ними в прятки с трех часов дня Пускай теперь они поищут меня. Я пускал им пузыри и моторные лодки, Чтоб они не вцеплялись друг другу в глотки. Я рассказывал им сказки про страну Оз И водил их в ванную высморкать нос. Я снимал с них галошки, шнуровал им сапожки И стирал с их мордашек джем, крем и крошки. Я заметил - прежде чем лечь костьми Поразительное сходство готтентотов с детьми. Я от них еле спасся, почти бездыханный, И теперь буду долго зализывать раны. Молодое поколение в единственном числе Восхитительно и сладостно, как манное суфле, Но в виде могучей веселящейся кучки Оно и святого довело бы до ручки. Шахматы - побоку! Шарады - долой! Детям приятнее брызгаться водой. Древний охотничий инстинкт не утратив, Дети колошматят сосестер и собратьев, И каждый, стремится, как лиходей, Пнуть посильней и ущипнуть побольней. С процентом попадания довольно надежным Они упоенно кидаются мороженым, И каждый под конец поднимает вой, Что у него подарок самый плохой. О сообщество маленьких женщин и мужчин! Я готов с вами встретиться один на один, Если вас поместят за ограду заказника И когда я опомнюсь от вашего праздника. А пока не кончилось суаре[12] Отсижусь у Шарика в конуре.

ОХ, ЛУЧШЕ НЕ СМОТРЕТЬ!

Многие считают, что самая главная викторианских супружеских пар вина В том, что они были страшные ханжи и вдобавок отрицали теорию Дарвина. Я хотел бы выступить в их защиту: они действительно были против чрезмерных откровений анатомических, Но они хотели избежать ситуаций не столько аморальных, сколько комических. Викторианцы отлично понимали, что применительно к телосложению большинства едва ли можно говорить об идеале, и Полагали, что лучше выставлять на посмешище слегка курьезные купальные костюмы, чем весьма сомнительные бюсты и талии. Они придумали эти костюмы, понимая, что они не древние греки, И еще неизвестно, что хуже на пляже - нынешнее принудительное телообозрение или нелепо одетые купальщики в викторианском девятнадцатом веке. Когда англичанка девяностых годов спускалась по ступенькам к купальной машине, вы не знали, сложена ли она как Павлова, или как тыква с сельскохозяйственной выставки, или как корова, отбившаяся от стада в засушливых районах Центральной Азии, Но одежды, в которые она драпировалась, оставляли простор для вашей фантазии. Между тем сегодня на таких модных пляжах, как Майами, Кони-Айленд или Каталина, Вы можете воочию убедиться, что ваша любимая сложена либо как флейта, либо как мандолина. Я открыл, что эти неприятные открытия по части диспропорций верха и низа Подогревают коммерческий успех кинематографа и стриптиза: Если люди на пляже могут лицезреть только флейту, мандолину или бандуру, Они готовы заплатить любые деньги, чтоб увидеть маломальски приличную фигуру. Уф, жарища! Вы решили съездить на пляж? Лично я закрою дверь на задвижку, Надену дядюшкин купальный костюм, сяду в ванну и возьму викторианскую книжку.

ВСЕ ТОЛЬКО И ДЕЛАЮТ, ЧТО ВСЁ МНЕ РАССКАЗЫВАЮТ

Если на свете есть что-нибудь, с чем я расстался бы без сожалений, то это, скажу по чести я, Суть последние известия. Чтение газеты - мучительный процесс, который обходится очень дорого, хотя самой газете цена три цента: Каждый день она шлепается к вам на порог, и вам противно к ней подходить, и потом вы все-таки к ней подходите, одержимые каким-то брезгливым любопытством,как к незадачливому самоубийце, который прыгнул в лестничный пролет и угодил прямо в бочку цемента. Вы опасливо коситесь на радиоприемник, который притаился в темном углу, словно гиена, ждущая пищи, И вы жаждете послушать что-то душеочищающее - например, передачу для малышей,- и знаете, что радио вам приготовило очередное выступление политического комментатора, похищение, ограбление, землетрясение или еще что-нибудь почище. Чем бы я ни отгородился от мира и в каком бы укромном ни скрылся месте я, До меня доберутся последние известия. И как раз когда я успокоюсь на том, что все так плохо, что хуже быть не может, все становится гораздо, гораздо хуже, и тут самый дюжий оптимизм не вы-дюживает;

И я ненавижу последние известия, потому что в наш удивительный век жизнь поворачивается хорошей стороной только к тем, кто ничего хорошего не заслуживает.


Из сборника "Я здесь и сам чужой"

(1936-1938)

ЛОЖИСЬ И ГОЛОДАЙ

Некоторые дамы чересчур много курят, другие дамы чересчур много пьют, а третьи дамы чересчур много молятся, и мужчин порой это злит и бесит, Но все дамы до единой убеждены, что они чересчур много весят. Женщина может быть легка и стройна, словно сильфида или дриада, Но, встав на весы, она в тот же миг начинает испытывать муки ада. Независимо от показаний стрелки весов, с жаром призывая в свидетели всевышних, Она клянется, что у нее по крайней мере пять фунтов лишних. Вам хотелось бы сравнить ее с прелестным цветком - гибким, изящным, благоуханным,Однако сама она себя сравнивает с библейским чудовищем Левиафаном. Вы можете твердить ей с утра до вечера, как она грациозна, нежна и свежа, Но она, рассмотрев себя как следует в зеркале, восклицает: "Боже, на кого я похожа! На перекормленного моржа!" Когда-то я знал очаровательную девушку - воплощение ума, красоты и грации,Но теперь она, к несчастью, повредилась в рассудке и содержится в лечебнице, в строгой изоляции; И сигналом того, что в ее мозгу начался необратимый болезненный процесс, Для родных послужило ее заявление: "Знаете, я вешу сто двадцать семь фунтов, и это как раз мой нормальный вес". Одна мысль, одна мысль терзает меня - бывает, ночью заснешь и вскочишь: Что, если люди изобретут диету, при которой можно худеть сколько хочешь?! Я не верю, что на свете найдется женщина, которая, сбросив десяток фунтов, охоту стройнеть и худеть утратит И скажет: ну, все, голубушка, хватит; Им мало и десять, и двадцать, и тридцать - аппетит уходит во время еды; Им мало достичь своего идеала - стать похожими на мальчика лет тринадцати, а тут недолго и до беды, Потому что впереди маячит новая цель - небывалой, неслыханной новизны: Стать похожими на мальчика лет тринадцати, который изможден смертельным недугом и дни которого сочтены; Успех окрыляет - конечный этап борьбы против лишнего веса известен: Стать похожими на призрак этого мальчика, ибо призрак бескостен и бестелестен. Я считаю: если женщины не могут без этого, так и быть, пусть скинут фунтиков пять, Но только пускай не худеют настолько, чтобы мы рисковали об них порезаться, если нам захочется их обнять.


Еще от автора Огден Нэш
Вот что должно быть вышито на каждом слюнявчике

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.