Рассказы - [9]

— А почем я знаю, что у тебя на уме? — сказал он. — Вдруг это ловушка? Я что-то начинаю побаиваться. Уж больно вид у тебя подозрительный. Может, ты за полисменом побежишь, почем я знаю?

— Не побегу. Дайте мне денег.

— Хорош я буду, если меня здесь поймают. За это двадцать лет каторжных работ дают. Тогда поминай как звали.

— Я никому не скажу, мистер Джонсон. Богом вам клянусь. Только дайте мне денег.

Джонсон сунул руки в карманы и снова посмотрел на Перл. Руки у него были холодные, ноги тоже, дыхание, точно дым, вырывалось изо рта в нетопленой комнате.

— Вели ей показаться мне.

— Покажись ему, Перл, — сказала Кора.

Джонсон ждал, глядя на Перл и на Кору. Что, в самом деле, замерзать ему здесь, пока она послушается матери?

— Скорей, Перл, покажись ему, — торопила Кора.

Перл заплакала.

— За это на всю жизнь упекут, — сказал Джонсон, пятясь к двери. — Я и ног не успею унести, как ты напустишь на меня полисмена. Уж очень вид у тебя подозрительный. Почему не затопишь? Ведь печка-то есть.

— Мистер Джонсон, вот как перед богом, я на вас не донесу, — умоляюще проговорила Кора. — Положитесь на мое слово, дайте мне денег.

— Ты сначала протопи здесь, — сказал он. — У меня ноги совсем зашлись.

— Как же я достану угля без денег?

— Укради где-нибудь.

— Мистер Джонсон, дайте мне денег.

— Почем я знаю, что у тебя на уме? Ты какая-то подозрительная. Почем я знаю, а вдруг это ловушка?

— Мистер Джонсон, я не донесу. Богом вам клянусь.

Джонсон закурил сигарету и затянулся глубоко, будто ловя воздух всей грудью. Наполнив дымом легкие, рот и ноздри, он бросил окурок в печку и снова сунул руки в карманы.

— Вели ей подойти поближе.

— Подойди к нему, Перл, — сказала Кора.

Джонсон нагнулся, приглядываясь в полутьме к Перл. Потом быстро выпрямился, нагнулся опять и осмотрел ее еще внимательнее.

— Меня повесят, если застигнут здесь, завтра же к вечеру повесят, — сказал он срывающимся голосом.

— Мистер Джонсон, дайте денег. Я не донесу на вас, богом клянусь.

— Вели ей, чтобы стояла смирно.

— Стой смирно, Перл.

— Чорт тебя возьми! Да затопи ты печку.

— Дайте сначала денег, мистер Джонсон, — молила Кора.

— Дам, а ты побежишь за полисменом? — визгливо крикнул он.

— Да вы только дайте мне денег.

— Рехнулась ты, что ли? — закричал он. — Подозрительная какая-то. Почем я знаю, что ты задумала. Чего доброго побежишь звать полисмена.

— Дайте мне денег, я принесу угля.

— И приведешь полисмена?

— Не приведу, мистер Джонсон, клянусь вам. Дайте мне денег, я схожу за углем.

Джонсон повернулся к Коре спиной и подошел к Перл еще ближе. Он вынул руки из карманов и стал дышать на них.

— Вели ей, чтобы перестала плакать.

— Перестань плакать, Перл.

Джонсон нагнулся и запустил обе руки под густые белокурые волосы Перл, но как только он дотронулся до нее, она извернулась всем телом и бросилась к Коре.

— За это в два счета голову с плеч снимут.

— Мистер Джонсон, дайте мне денег, богом вам клянусь, я на вас не донесу.

Он все еще колебался, глядя на Перл, потом сунул руку в карман брюк и достал оттуда двадцать пять центов. Кора вырвала у него монету и метнулась к двери.

— Стой! — крикнул он, бросаясь за ней вдогонку и хватая ее за плечо. — Вернись и вели ей, чтобы слушалась.

— Слушайся его, Перл, — сказала ей мать.

— Теперь беги и принеси угля, пока я тут окончательно не замерз. А если скажешь полисмену, я вас всех на тот свет отправлю, прежде чем меня схватят. Зря я тебя отпускаю, надо бы мне первому уйти. Подозрительная ты какая-то.

Не дослушав его, Кора распахнула дверь, захлопнула ее за собой и со всех ног побежала по переулку. На углу она не задержалась ни минуты и свернула на улицу, туда, где были бакалейные лавки.

Пробежав один квартал, она остановилась, сунула монету в рот и плотно сжала губы, чтобы не выронить ее и не потерять в темноте.

Одна лавка была все еще открыта. Показав пальцем левой руки на хлеб и банку мясных консервов, Кора вынула деньги изо рта и сунула их продавцу в ладонь. Он уронил мокрую серебряную монету, точно это была раскаленная добела сталь, и вытер руку о передник.

— Что такое? — сказал он. — Что вы с ней сделали?

— Ничего, — ответила Кора. — Быстрее!

Когда Кора вернулась домой, дети спали: Джон и Руби, плотно закутавшись в одеяло, Перл на другой кровати, накрывшись своим пальтишком. Ее ситцевое платье валялось на полу, все в бурых следах от башмаков. Она плакала засыпая — на щеках еще не высохли слезы. Веки у нее были воспаленные, на переносице вздулся кровоподтек.

Кора подошла к кровати, откинула с дочери пальтишко и посмотрела на нее. Перл лежала скрюченная, обхватив руками колени, уткнувшись подбородком в грудь. Кора все смотрела на нее, а потом заботливо укрыла пальтишком.

Развязав сверток с хлебом и консервной банкой, она затолкала в топку оберточную бумагу и подожгла ее. Потом придвинула стул поближе, наклонилась и протянула руки по обе стороны печки, чтобы вобрать в себя все тепло, пока бумага не сгорит.

Печка тут же остыла. Кора положила хлеб и консервную банку рядом на стул и, закутавшись в одеяло, стала ждать, когда настанет день. Дети проснутся и сразу увидят, что еда в доме есть.