Рассказы - [8]

Буйволов распрягли, кинули им сена, развели костерок и уселись вокруг огня. Стали говорить о долгом пути, о малых селах, о сырой земле, о бедняцкой доле. Далекое поле быстро темнело. Орех еще ниже опустил ветви. Ясная синева ушла с неба. Бодро вдыхали буйволы свежесть и слушали тихие шорохи ночи, которая была уже близко. Одинокий аист взмахнул крыльями, вытянув шею, пролетел к селу, откуда доносились петушиные крики, тревожный лай собак и людские голоса.

— Сбился с дороги, — сказал чей-то тонкий голос.

— Нет, внучек, не сбился, а припозднился.

— Тебя послушать, так он весь день в поле работал.

— Аист без дела сроду не сидит. Целый день кружит по селам, спрашивает молодаек: которая хочет через год получить доброго молодца? Завтра он полетит в дальний путь за море. Счастье тому, у кого на крыше аист совьет гнездо да подарит хозяину волынку.

— Какую еще волынку? — спросил Ненчо.

— С двумя руками, с двумя ногами.

— Дед Вылко, да ведь это дело нетрудное, — снова сказал тонкий голос. — Положи на крышу возле трубы сломанное колесо, — аист и прилетит к тебе жить.

— Эх, Илия, тебе ли меня учить! Сколько я колес на крышу клал, чтобы аиста приманить! Да что говорить, моей тягобе конца-краю нет. Хозяйка моя померла и оставила меня одного, как перст. Не было у нас детей. Всем была хороша, и работящая, и кроткая, цены такой жене нет, да вот поди ты! Злому врагу такого не пожелаю — одинешеньким остаться.

— А чем тебе плохо? Ни о ком душа не болит. Что заработаешь — все твое. Пускал бы тебе в трубу длинноногий каждый год по волынке, да наплодился бы их у тебя полный угол, что бы ты тогда запел!

— Что запел бы? Ты дай их мне, да не считай — сколько. Выведу я их за ворота да пошлю в поле, руки к земле приложить. А я по бессилию и землю-то свою запустил, нет уже сил ее поднимать, как раньше.

— Оно, конечно, славно, если дом полон детей, да для этого знаешь что надо?

— Что?

— Надо, чтобы оставили мы на ночь телеги с зерном, а наутро нашли бы в каждой по торбе золота. Эх, повернул бы я тогда телегу вспять да вернулся бы домой. Ворота отопру, телегу среди двора брошу. Позову жену, детей: а ну, глядите, что вам отец привез! Эх, вот рехнутся от радости! Ага! А потом — марш в поле — ступайте землей командовать! И через десять лет бай Илия едет посмотреть сыновей. А сыновья все в городах живут, в большие люди вышли.

— Будет тебе про это, — перебил его дед Вылко, — не в деньгах дело.

— Знаю я, что тебе деньги не нужны, небось, целый горшок припрятал.

— У таких, как я, тайных горшков не водится, но нет у меня помощников, замены нету, пустая моя жизнь. Ненчо, — обратился он к молодому парню, — смотри, брат, не останься в жизни одиноким!

Ненчо ничего не сказал. Он встал и пошел к телеге; лежащие буйволы проводили его кроткими взглядами прозрачных глаз. Они светились при луне как большие звезды. Парень принес мешок, и когда набрасывал его на спину Карамана, черный труженик мотнул головой, и медное ботало трижды звякнуло. Голос его побежал далеко в темноту, будто это колокола.

Сел парень на дышло, прислонился широкой спиной к колесу, снял черную шапку. Волосы его рассыпались по лбу. В душе его поднялся стук туфель да звон расписных ведер. Зашелестела белая рубаха, хлынула ледяная вода из колодца, и в длинной колоде закачался высокий тополь. А вот и девушка, в волосах росяной цветок; она стоит перед ним потупив глаза и подает ему напиться. Он говорит ей:

— Не могу я больше ждать.

— Мама говорит, что я еще мала.

— Ничего не мала. Пока доедем до моего села, вырастешь.

— Как не вырасти! Погоди до другого раза, когда опять приедешь. Я еще и даров к свадьбе не ткала, не вышивала. И венчального платья не шила.

— Ты сама — дар дорогой. Смотри, как налилась за это лето. Так и хочется осыпать тебя, как колос, сорвать, словно яблоко.

— И не стыдно тебе говорить такое!

Ненчо тянется отнять у нее цветок, но она не дает.

— Слушай, пташка моя, в субботу мы обратно поедем. На шее у моего буйвола колоколец висит, издалека слышен. Как услышишь его в одном краю села — выходи на другой край. Придешь? Вот и отвезу матери полную телегу добра с прибытком.

С постоялого двора слышен голос:

— Нанка-а-а! Ты что, колодец копаешь, чтобы воды достать? Ступай домой!

— Иду, мама! — девушка вздрогнула, быстро зачерпнула воды, схватила ведра и бегом побежала к дому.

Сущий козленок!

— Хоть бы белый аист завтра слетал в Мекиш! Может, Нанка увидит его и попросит волыночку — с руками и ногами!

Разгорелось Ненчово сердце. Он смотрел в темноту и видел отцовский ток. Среди тока — стог, на стогу — аист, а под стогом старуха держит передник.

— Ну, пускай его! — кричит старуха.

Радость потекла по жилам парня. Ненчо достал из-за пояса дудку, поднес к дрожащим губам. Начал веселую песню, но скоро перешел на другую, печальную.

То была не песня, а плач.

Подошел дед Вылко, сел рядом с парнем, положил руку ему на плечо.

— О чем тоскуешь?

— Я-то? Вовсе не тоскую.

— А песню завел — слезы к глазам подступают. Может, заботы у тебя какие? Хочу я тебя, Ненчо, спросить об одной вещи, только ты на меня не сердись.

— Спрашивай, дед!

— Где ты был прошлой ночью? Мы же все вместе спать легли. Ночью я проснулся посмотреть, взошла ли дорожная звезда. Ее еще не было видно. Привстал, вижу: один из твоих буйволов стоит и смотрит туда, где Мекиш. Иду к телеге поглядеть, в чем дело. Вижу — тебя нет. Скажи мне прямо, где был. В селе?