Рассказы из далекого прошлого - [55]

Старикъ Опочиньевъ былъ польщенъ оказанною ему честью. Привыкшій издавна приказывать, онъ съ подобающею важностью спустился съ колясочной лѣсенки, и, сбросивъ съ плечъ пальто, поздоровался съ людьми. Въ воздухѣ отчетливо раздалось:

— Здравія желаемъ, ваше сі-я-тель-ство!

Обошедши команду, Опочиньевъ уже забылъ, что онъ находится въ отставкѣ, и молодецки скомандовалъ:

— Стройся къ церемоніальному маршу!

Подпоручикъ Кочубовскій на-лету подхватилъ генеральскія слова и мигомъ перестроилъ пѣшій и конный фронтъ. Подъ бой барабана, люди безукоризненно прошли мимо заслуженнаго воина.

— Молодцы! не удержался онъ, и правый глазъ его моргнулъ слезой. Воспоминанія о своемъ прошломъ военномъ величіи цѣлымъ роемъ пронеслись въ головѣ князя.

Опочиньевъ вошелъ въ квартиру этапнаго начальника въ отличномъ расположеніи духа.

Помѣщеніе состояло изъ четырехъ просторныхъ комнатъ съ блестѣвшимъ, какъ зеркало, поломъ и со стѣнами, выкрашенными синеватою краской. Кругомъ безукоризненная чистота. Въ залѣ висѣли двѣ клѣтки съ канарейками, посрединѣ стояли круглый столъ, стулья съ короткими спинками, а на окнахъ горшки съ цвѣтами. Вторая комната играла роль гостиной, съ мебелью въ чехлахъ, бѣлыхъ, какъ снѣгъ. Кабинетъ Кочубовскаго служилъ также библіотекой. Книги находились въ шкафу липоваго дерева. На письменномъ столѣ, между бумагами, стояли два большихъ дагерротипа, изображавшихъ пожилую даму съ симпатичнымъ лицомъ и старика-мужчину, одѣтаго въ штатскій сюртукъ съ высокимъ чернымъ галстукомъ. Изъ-подъ него выглядывалъ аннинскій крестъ, осыпанный брилліантами. То были отецъ и мать молодого Кочубовскаго.

Генералъ, осмотрѣвъ все помѣщеніе Адама Казиміровича, не удержался, чтобы его не похвалить.

— Ты, фендрикъ, нынче превзошелъ мои ожиданія. Твоя команда — одна прелесть, и тебѣ надобно быть бы, по крайней мѣрѣ, гвардейскимъ прапорщикомъ.

Генералъ попросилъ позвать фельдфебеля.

Явился высокій, сѣдоусый солдатъ съ золотымъ шеврономъ на лѣвой рукѣ и со знакомъ военнаго ордена на груди. Онъ не всталъ у дверей зала, а замеръ у ней. Опочиньевъ смѣрилъ его съ головы до ногъ, покачалъ головой и обратился къ Кочубовскому:

— У нашего Царя нѣтъ негоднаго войска. У него и гарнизонъ въ случаѣ нужды можетъ замѣнить гвардію.

Генералъ спросилъ фельдфебеля:

— Гдѣ получилъ Георгія?

— Подъ Карсомъ съ Муравьевымъ бился, ваше сіятельство!

Опочиньевъ задумался.

— Карсъ взяли и Карсъ отдали. При Николаѣ Павловичѣ этого не случалось. У него что забрано, то на вѣкъ становилось русскимъ.

— Такъ точно! неожиданно отозвался фельдфебель.

Опочиньевъ любовно взглянулъ на стараго служиваго и вручилъ ему красненькую бумажку.

— Это для команды, сказалъ онъ, а это вотъ тебѣ!

И золотая монета изъ рукъ князя перешла въ руки воина.

Фельдфебель поблагодарилъ, повернулся красиво налѣво кругомъ и счастливый вышелъ изъ командирской квартиры.

Кочубовскій не удержался.

— Вы, ваше сіятельство, балуете солдатъ.

— Это не баловство. Нашъ солдатъ проводитъ лучшіе свои годы въ службѣ. Для него гривенникъ — крупныя деньги. Не поощрить его при случаѣ — грѣшно.

На накрытый въ залѣ столъ денщикъ подалъ какъ золото вычищенный самоваръ. Чашки, стаканы, сдобныя булки, густыя сливки выглядывали такъ заманчиво, такъ аппетитно, что Прасковья Яковлевна невольно замѣтила:

— Адамъ Казиміровичъ! Да вы совсѣмъ по семейному живете! Извините за нескромность, кто у васъ хозяйничаетъ?

— Моя старая няня. Она полька. А вы знаете, княгиня, что особенность польки — это хозяйство.

Опочиньева улыбнулась.

— Не одно хозяйство. Каждая полька отъявленная патріотка.

— Что же это, по вашему мнѣнію, дурно или хорошо? — спросилъ Кочубовскій, и глаза его заблистали зловѣщимъ огонькомъ.

— Какъ для кого, отвѣтила сухо Прасковья Яковлевна. Исторія противопоставила вашъ патріотизмъ нашему патріотизму. А пора бы уже имъ слиться въ одно чувство любви къ общему отечеству.

— Этому никогда не бывать! запальчиво воскликнулъ офицеръ. Польша не будетъ Россіей! Развѣ вамъ, княгиня, неизвѣстно изъ газетъ, что переживаетъ моя родина?

Присутствующимъ сдѣлалось неловко. Опочиньева машинально играла чайною ложечкой. Наташа съ испугомъ смотрѣла на мать, на Кочубовскаго и отца. Послѣдній нахмурилъ брови.

— Кто такъ говоритъ? спросилъ онъ. Кажется, мы находимся на русскомъ этапѣ и въ гостяхъ у русскаго офицера?

Адамъ Казиміровичъ поблѣднѣлъ. Онъ дрожащимъ голосомъ проговорилъ:

— Да, генералъ, у русскаго офицера. И я, бывши полякомъ, не измѣню принятой мною присягѣ.

У всѣхъ лица просіяли. Князь, вздохнувши, замѣтилъ:

— Фу! Отлегло отъ сердца!

Гости усердно принялись за чай.

VI.

Длинные, широкіе корридоры. По сторонамъ ихъ видны громоздкія двери, ведущія въ большія камеры. Камеры мрачны, какъ и корридоры. Тусклыя, никогда не моющіяся окна, окованы желѣзными рѣшотками. На просторныхъ подоконникахъ, на голыхъ нарахъ, тянущихся вдоль комнатъ, и даже между проходами, валяются арестантскія вещи, въ узлахъ, мѣшкахъ или въ деревянныхъ сундукахъ. Въ камерахъ, несмотря на растворенныя рамы, царитъ удушающій запахъ. Въ воздухѣ стоитъ не-то шумъ, не-то стонъ, а сами люди кажутся какими-то привидѣніями. Нѣкоторые изъ нихъ лежатъ и читаютъ, другіе спятъ, третьи пьютъ чай, заваренный въ металлическихъ чайникахъ. Часть арестантовъ сидитъ группами, озирается по сторонамъ и играетъ въ такія засаленныя карты, которыя при другой обстановкѣ и въ руки противно взять. Женщины, никѣмъ не стѣсняясь, кормятъ грудью дѣтей. Молодые парни или старики, осужденные на каторгу, гремятъ кандалами, присосѣдиваются для бесѣдъ къ привилегированнымъ арестантамъ. Къ послѣднимъ относятся бывшіе дворяне, чиновники и купцы, ссылаемые на житье въ Сибирь. Имъ головъ не брѣютъ, ихъ не заковываютъ на походѣ ручною соединительною цѣпью и позволяютъ ходить въ партикулярной одеждѣ.