Рассказы - [36]

— И какой же это способ?

— Я бы сказал тому самому Антонио, чья смерть была бы для меня бесполезна, а жизнь могла бы пригодиться: «Поклянись мне кровью Христа, что ты вернешься сюда через неделю!» — и после этого освободил бы его.

— А что будет делать Антонио в течение этой недели?

— Он присоединится к своему бывшему атаману, скажет, что ему удалось вырваться из рук палача и что он вернулся жить или умереть с ним вместе. И вряд ли Антонио будет так глуп, а Джакомо так хитер, что за неделю Антонио не сможет разгадать секрет Джакомо; а уж разгадав, он вернется сообщить о нем полковнику, который, согласно своему обещанию, отпустит Антонио на свободу.

— Ну, а если он не раскроет секрета Джакомо?

— Он все равно вернется, и тогда полковник выполнит свою угрозу и повесит его.

— Это дело! — сказал полковник.

— Договорились! — ответил Антонио.

— Клянись!

Антонио снял с груди маленький ковчежец, из тех, что носит всякий благочестивый неаполитанец — на местном наречии он называется abbitiello[14], — протянул его полковнику и, держа руку над ковчежцем, произнес:

— Югянусь этим ковчежцем, освященным в римском соборе святого Петра в Вербное воскресенье, возвратиться сюда через неделю как пленник, независимо от того, узнаю я секрет Джакомо или нет!

Полковник хотел вернуть ему ковчежец, но Антонио отвел его руку.

— Храните его как залог, — сказал он, — и, если я не вернусь через неделю в этот же час, этот ковчежец останется у вас свидетелем моего клятвопреступления. Бросьте его тогда в огонь, и пусть в таком же пламени я буду гореть вечно!

— Этот человек может идти куда ему вздумается, — распорядился полковник.

В тот же вечер Антонио присоединился к своим бывшим товарищам; Джакомо, считавший его убитым или повешенным, принял его как отец принимает сына. Антонио рассказал о своем побеге, и ему все поверили; когда он умолк, Джакомо заметил:

— Досадно, что ты пришел так поздно, — ты мог бы с нами отобедать.

Антонио сказал, что он ел перед побегом, поэтому не голоден и спокойно может подождать до следующего дня.

— К тому же, — прибавил он, — ваша еда не может быть слишком обильной, а я не хотел бы уменьшать долю других, по крайней мере сегодня.

Жест, сделанный Джакомо, достаточно красноречиво говорил: «Мы, конечно, не живем в довольстве, но все необходимое имеем».

Антонио предполагал, что увидит своих бывших товарищей исхудавшими, истощенными, умирающими от голода, но ничего подобного не оказалось, — напротив, они были бодрыми, жизнерадостными и крепкими. Мария по-прежнему была полной и свежей, ее младенец выглядел здоровым; Антонио считал, что они питаются кореньями и дикими плодами, но, осмотрев лагерь, увидел кости; правда, они были тщательно обглоданы, но ведь до того, как их обглодали, на них было мясо! Как могло мясо попадать в руки людей, отрезанных от всего мира, затерянных на этом скалистом уступе? Этого он не мог понять. На мгновение ему пришла в голову мысль, что по каким-то тайным тропам, по каким-то подземным ходам к ним пробирается какой-нибудь пастух, но он тотчас же отверг ее, понимая, что если есть путь, по которому кто-то приходит, то им можно воспользоваться, чтобы уйти, и, разумеется, не стал бы Джакомо в этом случае сидеть, как петух на колокольне, на этой вершине в течение двенадцати дней. Он ничего не понимал. Уж не заключили ли они договор с дьяволом?

Настало время расставлять посты. Антонио предложил атаману свои услуги, но тот отказался, сказав, что Антонио слишком устал от перенесенных волнений и перехода и что его очередь наступит завтра или послезавтра.

Через десять минут весь лагерь спал, за исключением часовых и Антонио.

Утром все были веселы, как птицы, поющие у подножия горы, только Антонио чувствовал себя разбитым — терзаемый тревожными мыслями, он не мог сомкнуть глаз целую ночь. В семь часов утра атаман посмотрел какой-то список, дотронулся пальцем до одного из своих людей и сказал:

— Твой черед!

Бандит, не сказав ни слова, ушел с двумя товарищами. Антонио предложил себя в качестве участника этой экспедиции, какой бы она ни была.

— В этом нет необходимости, — ответил ему Джакомо, не вдаваясь ни в какие объяснения. — Вполне достаточно троих.

Два часа спустя все трое вернулись. Антонио внимательно изучал бандита, которого атаман назначил старшим, — на руках и на лице его он заметил несколько ссадин и ничего более.

Еще через четыре часа Джакомо, взглянув на солнце, сказал:

— Пора обедать!

Каждый уселся на кучу вереска; принесли обед; он состоял из пары куропаток, зайца и половины ягненка восьми—десятидневного возраста. Атаман сам нарезал порции с беспристрастием, которое сделало бы честь даже палачу царя Соломона. Что касается воды, то она была в избытке — тут же на вершине находился источник. О хлебе никто не говорил ни слова, но Антонио был так поражен увиденным, что спрашивал себя, не появится ли хлеб и чего им не хватает для его выпечки — муки или печи?

— На сегодня все, а завтра в то же время, — пояснил Антонио атаман, — мы здесь едим один раз в день и, как видишь, не чувствуем себя от этого плохо. Умеренность — это половина добродетели, и если так считать, то у нас на двадцать человек наберется дюжина добродетелей. Хорошенько запомни это и подтяни потуже пояс, чтобы еда переваривалась как можно дольше.