Рассказы - [29]

— Хотите, я сменю их? — предложила Мария.

— Спасибо, в этом нет надобности.

Рука Марии робко скользнула к руке Джакомо. Покончившие с ужином расположились поудобнее, чтобы слушать. Те, кто продолжал есть, придвинули к себе поближе все, что осталось, чтобы иметь возможность дотянуться до еды, а не просить передать ее; все приготовились слушать рассказ с тем интересом, что обычно свойствен людям, ведущим бродячий образ жизни.

— Это было в 1799 году. Французы захватили Неаполь и учредили республику; республика в свою очередь пожелала овладеть Калабрией... Per Baccho![6] Отнять горы у горцев нелегко, особенно безбожникам. Много банд защищало горы, как мы делаем это до сих пор, ведь они принадлежат нам; в то время за головы атаманов назначались большие награды, как сейчас за мою; среди прочих голова Чезариса оценивалась в три тысячи неаполитанских дукатов.

Однажды, как и сегодня, до наступления ночи слышалась ружейная перестрелка; двое молодых пастухов, что стерегли свои стада в горах Тарсии, ужинали у костра, разведенного ими скорее для того, чтобы защититься от волков, чем согреться; это были полуобнаженные красивые парни, настоящие калабрийцы: из всей одежды на них были только бараньи шкуры по пояс и сандалии на ногах; на шее у каждого висел на ленточке образок Младенца Иисуса. Они были примерно ровесниками, ни тот ни другой не знали своих отцов, поскольку были подкидышами; их нашли в трех днях пути отсюда: одного в Таранто, второго — в Реджо; это доказывало, по крайней мере, то, что принадлежали они к разным семьям. Тарсийские крестьяне их подобрали и назвали, как принято в подобных случаях, детьми Мадонны[7]. При крещении же им дали имена Керубино и Челестини.

Мальчики привязались друг к другу, ведь оба они были одиноки. Люди не преминули объяснить им, что приютили их из милосердия, в надежде заслужить райское блаженство; дети понимали, что в этом мире им некем дорожить, и это еще больше сблизило их.

Итак, как я вам уже говорил, они пасли свои стада в горах, ели хлеб от одного куска, пили из одной чашки, считали звезды в небе и были беспечны и счастливы, словно обладали всеми земными благами...

Внезапно они услышали шорох позади и обернулись: перед ними, опираясь на карабин, стоял мужчина, наблюдая за их трапезой. Да, клянусь Иисусом, мужчина, и уже по его одежде было ясно, каково его ремесло! Его широкополая калабрийская шляпа, разукрашенная белыми и красными лентами, была обтянута черной бархатной полосой с золотой пряжкой; заплетенные волосы спадали с двух сторон, в ушах торчали большие серьги, шея была обнажена; на нем был жилет с пуговицами из серебряной канители, что делают только в Неаполе; через петлицы куртки были продернуты два шелковых красных платка, края которых были связаны узлом, а концы терялись в кармане; его надежный padroncina[8] был набит патронами и застегнут серебряной пряжкой; его бедра облегали голубые бархатные штаны, а на ногах красовались чулки, перевязанные кожаными ремешками, которые одновременно придерживали сандалии. Прибавьте к этому еще перстни на всех пальцах, часы во всех карманах, пару пистолетов и охотничий нож за поясом.

Мальчики исподлобья обменялись быстрыми, как молния, взглядами. Разбойник заметил это.

«Вы меня знаете?» — спросил он.

«Нет!» — ответили оба сразу.

«Впрочем, знаете вы меня или нет, это не важно! Жители гор — братья, они должны стоять друг за друга, поэтому я полагаюсь на вас. Со вчерашнего дня меня преследуют как дикого зверя, я голоден, и меня мучает жажда...»

«Вот хлеб и вода», — прозвучало в ответ.

Разбойник уселся, прислонив карабин к бедру; затем взвел курки обоих пистолетов на поясе и принялся за еду.

Закончив, он поднялся.

«Как называется та деревня, где светятся огоньки?» — спросил он, показывая рукой в самую темную сторону горизонта.

Мальчики некоторое время сосредоточенно вглядывались в указанном направлении, приставив ладони к своим зорким глазам, а потом расхохотались, сообразив, что разбойник подшутил над ними: в темноте ничего не было видно.

Обернувшись, чтобы сказать ему это, они увидели, что разбойник исчез. Тогда они поняли, что эта уловка была использована, чтобы помешать им заметить, в какую сторону он ушел.

Мальчики снова сели и через пару минут, проведенных в молчании, одновременно взглянули друг на друга.

«Ты его узнал?» — спросил один.

«Да», — ответил ему другой.

Слова были сказаны шепотом, словно мальчики боялись, что их подслушивают.

«Он боится, что мы его выдадим».

«Исчез, не сказав нам ни слова».

«Далеко он не мог уйти».

«Да, он слишком устал».

«Если бы я захотел, то легко мог бы его отыскать, несмотря на все его предосторожности».

«Я тоже».

Не произнеся больше ни слова, они одновременно поднялись и отправились с разных сторон в обход горы, словно две молодые борзые, идущие по следу.

Не прошло и четверти часа, как Керубино возвратился к костру. Еще через пять минут на свое место уселся и Челестини.

«Ну?»

«Что ну?»

«Я его нашел».

«Я тоже».

«За кустом олеандра».

«В нише скалы».

«Что там справа?»

«Алоэ в цвету; а что он держит в руках?»

«Пистолеты со взведенными курками».