Расколовшаяся Луна - [187]

— Я предполагаю, что должна наблюдать за этим и в случае чего позвать Колина, — пришла я к выводу, когда мы достигли Динеррайэ. Её я видела пред собой, когда Колин сообщал мне свои мысли. — Хотя я не думаю, что… — Остальные слова я проглотила, но Тильман посмотрел на меня осведомлённо.

— Всё и так ясно. Он сейчас не особо здоров. Он кажется как будто отравленным, правда? — Я не ответила. Тильман расстегнул свою рубашку и снял её с плеч. Потом взъерошил свои волосы.

— И? Как я выгляжу? — В его голосе прозвучала ирония, но также страх.

— Сногсшибательно, — я притянула его к себе и погладила по затылку, поцеловала осторожно вздутые шрамы над его сосками. Уже когда Тильман расстёгивал свою рубашку, я увидела, как появилась тень Францёза на другой стороне моста, кривая и помятая. Колин сильно его изувечил. Но он был жив, и его движения казались всё ещё жадными и голодными.

— Ну, давай, — прошептала я в ухо Тильмана. — Удачи.

— Ты скажешь моему отцу, что… и… то, что с тобой, я хотел тебе… — Он искал подходящие слова, но их не было. Не в такие моменты.

— Мы поговорим, когда ты вернёшься. Предложи себя ему. Он должен думать, что ты хочешь его. Это твоя битва!

Я вдруг поняла, почему Колин выбрал Тильмана. Потому что со своей встречи с Тессой он что-то требовал от жизни, так сильно, что это постоянно пылало и горело в его глазах, хотя он даже не знал точно, что это было. Францёз мог понять это неправильно. Тильман был идеальным краш-тестом манекена. Потому что Колин увидел ещё кое-что: Тильману был нужен шанс принять в этом участие.

Всё же я почти не могла на это смотреть. От меня не ускользнул страх Тильмана, а также и изнурение, которое отметило его улыбку, когда он повернулся к Францёзу. Это больше не была усмешка, а улыбка. Именно то, что было нужно Францёзу. Голод и усталость одновременно. Как тогда у Пауля. Если наша проверка провалится, то я потеряю своего лучшего друга, который у меня когда-либо был.

Сейчас был подходящий момент, чтобы помолится, но то, что я пережила в прошедшие минуты, было настолько далеким от любой библейской мысли, что мне это показалось кощунством. Всё, что я могла сделать, — это надеяться и ещё раз доверится тому, что Колин знал, что делал, когда посылал нас вниз.

Шаги Францёза чавкали на булыжной мостовой, в то время как он подходил к Тильману, но моё смутное впечатление подтвердилось. Несколько суставов были перекручены и вывихнуты, левого глаза так и не хватало. У Тессы это уже давно бы обновилось. Но Тесса была на пару сотен лет старше. Наверное, у Францёза это происходило медленнее.

Тильман, напротив, шёл, как полубог в ночи, напряжённый и в боевой готовности, но также безмерно соблазнителен. Он предоставлял себя. Я услышала, как жёлтые слюни Францёза текли по ткани его пальто. Булькающий стон вырвался из его раздавленного горла, когда Тильман остановился возле него и приподнял свои руки. Францёз настолько быстро воткнул свои когти в голую спину Тильмана, что мои глаза не поспевали за ним, молниеносная хватка, и только секунды спустя по плечам Тильмана побежала тёмная кровь. Кровь? Уже?

Нет, подумала я сердито. Ты не должен этого делать — только не это! Я прижала руку ко рту, чтобы не закричать, потому что не хотела излишне разжигать Францёза или даже впутаться самой в эту отвратительную игру спаривания. Как я могла помочь Тильману и не ухудшить ситуацию? Позвать Колина, который с пеной у рта висел на потолке и выглядел как абсурдная фантазия сошедшего с ума, помешенного на фильмах ужасов?

Но что он сможет сделать? Францёз хотел изменить Тильмана! Это был его способ мести. Он хотел сделать Тильмана своим соратником. И, очевидно, это уже происходило, потому что Тильман не сопротивлялся. Он покоился неподвижно в объятьях Францёза, в то время как началось ужасное сосание, и Францёз снова и снова ритмично прижимал к себе чресла Тильмана.

Это длилось слишком долго. Даже если Тильман смог бы сейчас сопротивляться и освободился бы — человеком он никогда больше не станет. Если немного повезёт, то полукровкой, но и это было маловероятно. Францёз был сильнее, чем тот Мар, который напал на папу. Но прежде всего мы его спровоцировали.

Всё-таки я бросилась к обоим и уже протянула руки, чтобы оттащить Тильмана, когда гипнотическое сосание Францёза вдруг раздулось в резкий, но поразительно человеческий крик, и все мои мысли улетучились. Не веря, я смотрела на стены домов, в чьих окнах и балконах постепенно начал загораться свет. Туман начал рассеваться. Теперь я услышала и шум дорожного движения; плавный, успокаивающий шум. Пахло морем и бензином. Стена была пробита.

Потому что Францёз был сыт и в конце концов получил, чего хотел? Или…? Тильман свободно протянул руки в сторону и высвободился из рук Францёза. Когти обессилено соскользнули с его окровавленной спины. Францёз снова закричал, но теперь это был только сумасшедшей крик душевнобольного, пустой и глухой. И этот звук тоже заставил пробежать по моей спине дрожь, но он больше не был опасен. Самое большее — жутким. Тильман отступил на шаг. Третий крик закончился дребезжащим стоном. Францёз ссутулился, руки всё ещё подняты вверх, когти теперь бессмысленны, и огляделся с мерцающим взглядом, как и прежде жадным и голодным, но слепой, прежде чем неуклюже повернулся и захромал в сторону города.