Расцветающая роза - [27]

Тем временем Кэтлин покинула их с чувством облегчения, словно ускользнула от неприятного и незабытого унижения. У нее не было никакого желания встречаться с кем-либо еще этой ночью; она даже стала укладывать вещи, прежде чем отправиться спать. И не завершила этой процедуры лишь потому, что Бьянка, легонько постучавшись, проскользнула в дверь, поглядев почти с сочувствием на раскрытые чемоданы посредине комнаты.

— Детка, дорогая, — начала она мягко, а Кэтлин взирала на нее с ненавистью, видно, она уже не пользовалась в палаццо ди Рини привилегиями гостьи, раз к ней так просто можно ворваться, — что это вы тут делаете?

Кэтлин, снявшая драгоценности и положившая их на туалетный столик, где они мерцали во всем своем великолепии, ответила почти грубо:

— Собираюсь домой, Бьянка. Решила, что самое время возвращаться.

Бьянка приблизилась к ней, мягко положив руку на плечо.

— Глупости, дорогая, просто глупости, а ведь у нас с Паоло для вас есть планы. И потом, — тут голос ее дрогнул слегка, а глаза потемнели, — вы же еще не нашли сестру, а только потому, что Эдуард вам надоел… Он вас чем-то расстроил, да? — поинтересовалась она участливо.

— Мне просто захотелось домой, — упорствовала Кэтлин.

— Послушайте, милая, Паоло и я ваши друзья, и вы не можете просто так от нас уйти. Если вас расстроил Эдуард, так вспомните, что он расстроил бесчисленное количество вам подобных с тех пор, как познал зов пола, и если хотите знать правду, то Николь Брент тоже сильно старалась выйти за него. Изо всех своих женщин, думаю, он более всего восхищается ею, и если когда-нибудь женится, то графиней де Морок станет она…

— Графиней? — в удивлении прервала ее Кэтлин.

— А вы не знали? — усмехнулась Бьянка. — Бедное дитя, Эдуард по-настоящему выигрышный приз: он безобразно богат, его титул принадлежит к древнейшим во Франции. По правде говоря, он им никогда не пользуется, но все его друзья знают о его французских владениях, квартире в Париже и вилле в Риме, не говоря уже о том палаццо, что вы видели. — Она вдруг вздохнула. — Все мы пытались так или иначе его прельстить, но он переменчив, как ветер, и бессердечен. Николь, будучи менее чувствительной американкой, преследовала его более открыто, и он, кажется, на самом деле увлекся… во всяком случае, она вроде поимела над ним какую-то силу. — Тут глаза ее внезапно полыхнули ненавистью. — А если мы с вами похожи, вы не станете разбивать себе сердце и бежать домой в Англию. Это означало бы показать, что вы настолько увлечены им, что более не можете оставаться в Венеции. Тогда как, оставшись и ведя себя умно, со временем убедите его, что справились с этой проблемой безо всяких затруднений. А как прекрасно будет, когда вы вернетесь в свою холодную туманную Англию с ясным осознанием победы!

Глядя на нее, Кэтлин думала, что никогда еще не слышала от Бьянки столь длинной и страстной речи, и была просто загипнотизирована такими сильными аргументами.

— Но мне правда надо домой, — все еще пыталась протестовать она.

— Но не сейчас, дорогая, мы с Паоло пока не желаем с вами расставаться. А что касается Эдуарда, завтра мы уговорились пообедать в его палаццо, и вы, конечно, должны быть с нами. Просто ведите себя с ним беззаботно, а мы с Паоло вам поможем. Обойдитесь с ним небрежно. Да скажите ему, в конце концов, если хотите, что собираетесь замуж за Паоло!

— Но это совершеннейшая чепуха! — воскликнула Кэтлин. — Вы прекрасно знаете, что у меня с вашим братом…

— Идите спать, дитя мое, — улыбнулась ей Бьянка, — и забудьте обо всем. Утром вы, возможно, увидите все в новом свете, подобно мне. — Она подошла к столику и собрала драгоценности. — Положу их в сейф, но они ваши, когда вы пожелаете их надеть, а браслет просто ваша собственность! Паоло, — подчеркнула она, — хочет, чтобы он был у вас. Вы, может, его и не любите, а вот он, — и она лукаво усмехнулась, — так очень даже вас любит!

Глава 8

Несмотря на не покидающее ее ощущение, что было бы куда лучше без задержек вернуться домой и оттуда попытаться выяснить все про Арлетт, на другой день Кэтлин согласилась сопровождать Бьянку и ее брата к Эдуарду на обед и, хотя упрекала себя за слабость, никак не могла забыть нежных и крепких рук Эдуарда, сияние его глаз… Господи, зачем ворвалась эта бесцеремонная американка?

Николь, в обтягивающих ярко-оранжевых брюках и изумрудного цвета топе с глубоким вырезом, уже была там, свернувшись котенком на кушетке и покуривая сигарету в длинном мундштуке. Она объявила, что выдохлась, позируя Эдуарду с раннего утра.

— Мы, собственно, решили, что жаль будет тратить драгоценное время, разъезжая по отелям, — увлеченно объясняла она Бьянке, — и Эдуард привез меня сюда и послал Джованни за моими вещами. — Она соблазнительно потянулась, так что тугие брючки грозили лопнуть по швам. — Как ты полагаешь, мы поступили мудро, воспользовавшись преимуществом, которое дает утреннее освещение? — Она показала на набросок портрета, выставленный на всеобщее обозрение.

— Это зависит от того, собирается ли Эдуард хорошенько поработать над тобой на сей раз, — холодно отвечала Бьянка, подходя к мольберту. — Прошлый раз я не особо впечатлилась, когда ты захотела позировать в образе Саломеи.