Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке - [22]

— Как–то сегодня слишком тихо, даже непривычно, знаешь.

— Я так не считаю, дружище, смотри, какую толпу мы собрали, — долетают до меня слова Таппи.

— Да, согласен, но всё же сегодня на удивление тихо здесь.

Как оказалось, парень знал, что говорил.

Как только заиграли, мы это поняли. Это место, Мерипорт — да они туда не танцевать приходят! Подраться, побузить — вот чего они там ищут. Конкурирующие банды, все со своими девочками, набрасываются друг на друга. И завертелось, закрутилось. Великолепное месиво. Но нас — ни–ни, не трогают. Мы играем, они — дерутся. Думаю, так было и со всеми остальными группами, которые выступали здесь. Мы наращиваем темп — они становятся всё яростнее, а когда мы доходим до кульминации нашего выступления, номера братьев Айсли, Shout, в котором темп ускоряется как с крутой горки, а в аккордах меняется ключ, всех будто выворачивает наизнанку, даже пожарный топор исчезает со стены. Кто–то им уже машет прямо перед сценой, ввязываясь в самую гущу дерущихся. В крови весь пол, а мы? Мы принимаем всё как должное и продолжаем играть, аккомпанируя этим безумцам.

Но были и другие города, как Лидс, например. Там нам никак не удавалось навести мосты. Помню, стоим мы на сцене, а из толпы выкрики:

— Убирайтесь, откуда пришли, вы, паршивые джорди!

Наконец, не выдержав, я соскакиваю с микрофоном в руках со сцены и, уверенный в своей правоте, кричу прямо в микрофон:

— Сами пошли вон, вонючие задницы! Если ищите проблем, мы ждём вас за кулисами.

— Ну так, мы готовы, джорди–свиньи!

Нас окружает вопящая толпа, и нам ничего не остаётся, как уносить поскорее ноги, пока ещё целы. Успокоиться после такого приёма не могло быть и речи, нас всех трясло, как если бы только что попали в ад. А тем временем плотным кольцом всё увеличивающаяся толпа разъярённых тэдов оттесняет нас к нашему мини-Коммеру.

Нутром чувствуем, что не миновать нам «танцев». Час, самый высокий из нас, вспомнив один из приёмчиков того Турка из ньюкаслского А-Гоу—Гоу, подзывает пальцем одного из самых отвратительных тэдов.

— Э, простите, не уделите ли вы мне минутку вашего драгоценного внимания?

Парень делает шаг ему навстречу. Час, как если бы приготовился что–то ему сказать, наклоняет голову, затем резко выпрямляется — парень даже не успевает моргнуть глазом, как из носа у него хлещет кровь. Мгновение, и мы запрыгиваем в автобус, захлопывая за собой дверь, а Таппи нажимает на газ. Мы мчимся в ночь. Но у кого–то из тэдов Форд—Кортина и — за нами уже погоня. Весь Лидс наполняется визгом шин, пока мы не выскакиваем на трассу и не отрываемся от преследователей.

На тех гастролях нас догнало отличное известие — Декка заключила с нами годовой контракт. Это была полностью заслуга Микки Моста, и мы отправляемся на студию нарезать свою первую сорокопятку Baby Let Me Take Your Home. Майк Джеффери в свою очередь подписывает договор с агентством Гарольда Дэвидсона и Дик Кац лично занимается нашими концертами. Благодаря известности этого агентства и нашей замечательной музыке, эта первая наша запись влетает на пятнадцатое место национального списка популярности. Выступления проходят ещё с большим успехом и с ещё большим количеством обожательниц.

К всеобщей радости Питер Грант становится нашим личным роуд–менеджером, а Таппи Райт — верным хранителем нашего оборудования. Что за парень, этот Питер Грант! Десяти футов в окружности и шести футов ростом, но при этом обладатель очень мягких манер, и мы все его очень сразу полюбили. Бывшей борец рестлинга, он со временем становится одним из самых мощных движителей в музыкальной индустрии.

Но муки рождения Animals были ещё ой как далеки до завершения. Насыщенные гастроли, набитый до отказа мини-Коммер, а чуть позже Форд—Галакси; часы, проведённые в дороге в жуткой тесноте, и в гостиницах всё время вместе, послужили причиной совершенно нелепых ситуаций. Помню однажды, мы остановились заправиться. Парни вылезли размять ноги, и гуськом поплелись через всю заправку к газетному киоску прикупить журналов, газет и разных сладостей. Час вернулся в автобус первым и сел на место Хилтона Валентайна. Пришёл Хилтон. Его возмущений не было границ.

— Что ты делаешь на моём сиденье!?

— Что ты хочешь этим сказать, что это твоё сиденье? Это же автобус, и у него есть сиденья. И подразумевается, что они предназначены для сидения. Они не твои, и я не могу сидеть на твоём сиденье.

— Но здесь же моя сумка, ты, скунс!

— Я не возражаю, зануда, полезай в автобус, мы опоздаем из–за тебя на концерт.

В знак протеста Хилтон уселся прямо на траву, растущую на обочине автотрассы М1. Проезжающие мимо с удивлением оглядывались на нас. Только представьте, вот мы, молча сидим в автобусе, уткнулись в свои только что купленные журналы и газеты, а Хилтон сидит по–турецки на траве рядом.

В эти же самые дни и в не лучших условиях приходилось передвигаться из города в город, с концерта на концерт и Камням, и Yardbirds, и Битлам, и Айку и Тине Тёрнерам, и Supremes, и Отису Реддингу, и Джеймсу Брауну, и Чаку Берри, и Малышу Ричарду, и даже Рэю Чарльзу и Бо Дидли, и многим–многим другим звёздам. Удивительный разноцветный мир исполнителей сплетался в единый музыкальный ковёр по обе стороны Атлантики, благодаря продолжительным гастролям, следующим за выпуском их новых пластинок. Рок–н–ролл неумолимо завладевал всей планетой.