Ранний Самойлов: Дневниковые записи и стихи: 1934 – начало 1950-х - [10]
У нее достаточно чувства юмора, чтобы иронизировать…
В начале года я был почти в нее влюблен…
30.05
Я недавно задумал поэму и даже написал для нее пару строф. Хотел продолжить родословную печориных: описать лишнего человека. Среди нашей молодежи немало архаизмов. Это – теоретики. Они начитаны и привыкли смотреть на строки газетного энтузиазма с улыбкой пренебрежения: фи, как это примитивно. Они жаждут великих дел, но скучают и не потрудятся пошевелить пальцем; в них избыток всех добродетелей, но нет самого главного – большой любви ко всем людям. В них масса альтруизма, но все же на большинство они глядят, как на кроликов. Я знаю их насквозь – это юноши и девушки моего круга.
Так вот. Я хотел изобразить одного такого теоретика. Он ищет романтики и сталкивается с большим, размашистым, рыжим парнем и предстает перед ним во всей своей начитанной никчемности. Потом вспомнил, что такая поэма написана – «День второй» Эренбурга,[53] – и дальше писать бросил.
31.05
Читаю Блока, впервые без нотки раздражения. Начинаю проникать в него. Вот стихи:
В поэте первым долгом нужно искать «мир впервые». Блока я не любил потому, что из него всегда читают что-то очень нудное. Он мне казался поэтом, для которого мир стар и скучен, а это недопустимо для поэта, он должен быть неистощимым источником оптимизма.
Завтра мне семнадцать.
1938
12.10
Поэт ли я? Вчера Л. говорила Тольке[55], что – да. Но тогда и все прочие поэты. Нет, я не лучше их. Я понял только, что поэзию они не понимают. Эффект формы они принимают за стихи. Это скучно. Поэзию не делают рифмы и ритмы.
14.10
Хочу разработать какую-нибудь историческую тему, ибо писать на ура я не способен (если способен хоть каплю), а антиурбанистические тенденции «Пастуха»[56] не находят отклика. И вообще это слишком похоже на рисовое опрощение. (Впрочем, Чуваш мне нравится.)
27.10
Астерман[57] сказал сегодня, чтобы я не брыкался: я – их и похож на них. Они – социальный факт, и моя жизнь – они.
Ложь. Я не обречен на прозябание. Не быть ихним не значит идти по пути Твардовского. Они – тухлая каста Софоновых[58], плохого Пастернака, дурного Багрицкого и Паустовского.
Я верю, знаю, что хорошее со мной, что я правильно люблю этих поэтов. Я прав, и если они смеются, или негодуют, или считают меня дураком, то это только жалкая самозащита страусов, спрятавших голову под крыло. Кто они? Что можно писать о них?
Помоги, Велимир![59]
28.11
Пишу «Падение города»[60]. Читаю «Капитал». Теперь о Марксе можно говорить лишь затасканными метафорами. Но они верны. ‹…›
Что-то будет с «Падением»? Его, наверное, не поймут. Или поймут не так, как надо. А простоту не воспримут. Впрочем, пускай. Я готов сейчас по-ученически подражать Хлебникову, чтобы выйти из тупика порочной формы мистики. Я должен родиться из преодоления Хлебникова. Я – эпик.
03.12
Занят. Читаю Велимира. Пишу урывками.
‹…›
Почти спокоен. Хочется времени для стихов.
11.12
Тоска и Брамс. Знакомое желание девушки и стихов.
‹…›
«Конец Казановы» Цветаевой[62]. Очень хорошо.
15.12
Скука. Зубрю историю. Бесплодно сидел над переводом <нрзб> Мюссе[63].
Социология и статистика меня усыпляют, но о греках читаю <нрзб>. Греческие герои нужны сейчас более, чем когда-либо. История Греции должна войти в сознание современного человека с самого детства.
‹…›
Нужно писать о героях.
Нужно видеть их.
«Падение города» не получается.
20.12
Кто лучше Гоголя среди русских прозаиков?
‹…›
Достоевский, Толстой, Чехов, Горький – настоящие прозаики в узком и определенном значении этого слова. Это значит, что целое для них – все. ‹…›
У Гоголя же каждая фраза так хороша, как и каждая повесть. Смелость его безгранична.
Достоевский заставляет забывать об искусстве. Гоголь же всегда ведет тебя по грани той утрировки, которая называется поэзией.
1939
07.01
Сижу над античной литературой. Целый день в читальне. Эврипид!!!
08.01
В голове «Антигона» Софокла. Это то, о чем часто приходится думать сейчас.
09.01
Нудно. Хочется писать стихи. Греки в громадных дозах. Аристофан немножко веселит.
15.01
Проза древних произвела на меня сильнейшее впечатление. Плутарх и Цезарь. Хочется написать что-то так же просто, изящно и увлекательно.
19.02
Годовщина смерти Багрицкого[64].
(Вырваны страницы. – А. Д.)
…поэтики стоит то простое положение, что необходимо начинать поэзию там, где она кончилась.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне. Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.
От большинства из нас, кого современники называют поэтами, остается не так уж много."Поэзия — та же добыча радия"(Маяковский). Отбор этот производят читатели — все виды читателей, которых нам посчастливилось иметь.Несколько слов о себе.Я 1920 года рождения. Москвич. Мне повезло в товарищах и учителях. Друзьями моей поэтической юности были Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов, Борис Слуцкий. Учителями нашими — Тихонов, Сельвинский, Асеев, Луговской, Антокольский. Видел Пастернака.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.
При глубинном смысловом единстве проза Александра Солженицына (1918–2008) отличается удивительным поэтическим разнообразием. Это почувствовали в начале 1960-х годов читатели первых опубликованных рассказов нежданно явившегося великого, по-настоящему нового писателя: за «Одним днем Ивана Денисовича» последовали решительно несхожие с ним «Случай на станции Кочетовка» и «Матрёнин двор». Всякий раз новые художественные решения были явлены романом «В круге первом» и повестью «Раковый корпус», «крохотками» и «опытом художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ».
Неизвестные подробности о молодом Ландау, о предвоенной Европе, о том, как начиналась атомная бомба, о будничной жизни в Лос-Аламосе, о великих физиках XX века – все это читатель найдет в «Рукописи». Душа и сердце «джаз-банда» Ландау, Евгения Каннегисер (1908–1986) – Женя в 1931 году вышла замуж за немецкого физика Рудольфа Пайерлса (1907–1995), которому была суждена особая роль в мировой истории. Именно Пайерлс и Отто Фриш написали и отправили Черчиллю в марте 1940 года знаменитый Меморандум о возможности супербомбы, который и запустил англо-американскую атомную программу.
В сборник вошли восемь рассказов современных китайских писателей и восемь — российских. Тема жизни после смерти раскрывается авторами в первую очередь не как переход в мир иной или рассуждения о бессмертии, а как «развернутая метафора обыденной жизни, когда тот или иной роковой поступок или бездействие приводит к смерти — духовной ли, душевной, но частичной смерти. И чем пристальней вглядываешься в мир, который открывают разные по мировоззрению, стилистике, эстетическим пристрастиям произведения, тем больше проступает очевидность переклички, сопряжения двух таких различных культур» (Ирина Барметова)
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.