Рамсес Великий - [124]

— Я сам, кстати, с моими товарищами, был участником этой битвы, — он показал на мощную фигуру руководителя бригады каменщиков, проворно взбирающегося по лесам к самой крыше, и толстяка, сидящего в тени и затачивающего бронзовые резцы.

— Так всё и происходило, как вы изображаете? — спросил, иронично улыбаясь, визирь.

— Ну, может быть, не совсем так гармонично фигуры располагались по полю. Главное мы передали: ожесточение схватки, отчаянное положение, в которое наши воины попали в начале битвы, и, наконец, тот подвиг, который мы все совершили во главе с сыном Амона, сбросив врага в реку. Поверьте, это было нелегко. Кстати, великий визирь, вас зовут Риб-адди?

— Да. Вам моё имя что-то напоминает?

— Очень далёкое прошлое, — улыбаясь ответил Хеви. — Я помню, что этим необычным для египетского уха именем был подписан один трактат с подробными чертежами старинных царских захоронений на западном берегу в Фивах. Это случайно не ваш родственник или предок?

— Я написал этот труд сам, ещё в школе, — ответил старый разведчик, насторожившись. — Уж не покойный государственный преступник Пенунхеб, тогда ещё будучи вторым жрецом Амона, дал вам ознакомиться с моим трактатом?

— Он самый, — усмехнулся художник. — Я тогда работал при храме Амона в Фивах.

— А как зовут тех приятелей, с которыми вы воевали?

— Бухафу и Пахар.

— Бу-бу-бухафу, — растянул слово визирь, задумавшись.

Он пристально посмотрел на верзилу-бригадира каменщиков, очень похожего на огромную обезьяну. Тот отчитывал молоденького резчика по камню:

— Как ты, щенок, резец держишь? Разве я так тебе показывал? Этак ты просто дырок в камне понаделаешь и все! Смотри, олух, как надо. Наклони резец и не лупи по нему со всей силы, а нежненько постукивай. Камень, он, как баба, любит ласку. Ты с ней нежно, и она к тебе соответственно. Видишь, какая плавная и гибкая линия получается? Изображение словно само из камня выступает. Вот так-то! — закончил свою маленькую лекцию с показом камнерезного мастерства бригадир.

— А ваш Бухафу — поэт камня, как я посмотрю, — улыбнулся Риб-адди и всмотрелся в лицо художника.

Визирь вспомнил, как в первый день службы у Пенунхеба он участвовал в допросе незадачливого грабителя могил, схваченного стражниками дяди Мехи. Тогда этот бедолага под палками уже готов был назвать главаря шайки грабителей могил. Он даже произнёс:

— Бу... бу... — но ему не дал закончить Хашпур, проломив голову.

Ещё тогда Рибби подумал, что здесь не всё чисто. Сейчас через двадцать лет его осенило:

— Уж не Бухафу ли было это имя? И судя по словам художника они имели дело с моими чертежами. Но зачем Пенунхеб им их показал?

Его лицо расплылось в задорной улыбке.

— Вы, случайно, на месте не проверяли правильность моих чертежей? — спросил он вкрадчиво художника.

Хеви побледнел. За грабёж царских могил беспощадно сажали на кол всех, кто был замешан в этом страшном преступлении без всякого срока давности.

— Я вас не понимаю, — пробормотал художник и сделал попытку улизнуть.

— Постойте-ка, Хеви, — проговорил визирь таким тоном, что ноги художника приросли к каменному полу храма. — Не спешите меня покинуть. Это нелегко сделать, когда я не хочу, — и он кивнул головой на мощных слуг, стоящих поодаль. В их руках были копья, а у поясов висели внушительные мечи. — Да вам и нет надобности уходить. Ведь вы уже не увлекаетесь, как это было в молодости, старинной архитектурой царских усыпальниц?

— М-м-мы уже давно бросили увлечения юности, — пробормотал чуть слышно Хеви. — И уже почти двадцать лет занимаемся только барельефами в храмах, — показал трясущимся пальцем художник на стену.

— Вот и отлично, мой дорогой, — продолжил Риб-адди. — Я думаю, вам и не следует возвращаться к прегрешениям, хм, я хотел сказать, к увлечениям юности. Продолжайте прославлять великий подвиг нашего повелителя, да живёт он вечно, и, я уверен, вы спокойно доживёте до сытой и счастливой старости. А изредка в свободное от работы время захаживайте ко мне. Мы бы смогли с вами побеседовать об архитектуре, строительстве храмов, о том, кто и как этим занимается. Я по сей день интересуюсь всем этим. И не надо, чтобы ваши боевые товарищи знали о наших встречах. Договорились?

— Слушаюсь и повинуюсь, — ответил художник, низко кланяясь.

— Ну вот и хорошо, до встречи, — Риб-адди простился кивком головы и властной походкой пошёл с сыном на ожидающую их барку у берега канала. Пора было возвращаться во дворец.

«Да, какие крутые и неожиданные виражи порой выкидывает судьба, — размышлял визирь, сидя в кресле и глядя на широко раскинувшийся, испещрённый сетью каналов город. Чёрный невольник держал над его головой большой белый зонтик. Два других усердно махали опахалами. — Надо же, натолкнуться на банду грабителей царских могил через двадцать лет после того злополучного допроса».

ЭПИЛОГ

1

Прошло двадцать лет.

Пер-Рамсес, столица Египта, стремительно превратившаяся за время славного царствования Рамсеса Второго из небольшого провинциального городка в огромный многоязычный город и ставший крупнейшим торговым и ремесленным центром, жил своей бурной, не знающей сна жизнью. Однажды вечером в одном из притонов, каких множество развелось вокруг центрального рынка, сидели трое закадычных друзей. Это были художник Хеви, каменотёс Бухафу и медник Пахар. Время, конечно, наложило на них свой след, но значительно меньший, чем можно было ожидать. На этот раз друзья проматывали золото, полученное за очередной барельеф, прославляющий победу великого фараона Рамсеса Второго в битве под Кадешом.