Рампа и жизнь - [45]
И, конце концов, Комиссаржевская была разорена и нравственно и материально. Написала на прощание Мейерхольду:
«По этому пути вместе идти не можем. Путь этот – ваш, а не мой».
И из Петербурга пришлось бежать.
Куда? Конечно, на провинциальные гастроли. Опять строить карточный домик.
Была собрана труппа, и поехали в Среднюю Азию.
И где-то в Ташкенте Вера Федоровна Комиссаржевская заразилась оспой и в жестоких страданиях скончалась.
…Кто, хоть раз услышав, может забыть ее обольстительный, грудной, пронзавший сердца, голос?
Александр Блок пропел ей последнюю песню:
«Бесприданницу» можно было изъять из русского репертуара: Лариса умерла.
Могила ее находится в Петербурге, в Александро-Невской Лавре.
Так призывал поэт.
К. А. Варламов
«Я знал его, друг Горацио.
Какой это был весельчак!»
«Гамлет» Шекспира
– Варламов!
Самое удивительное явление на мировой сцене.
– Волшебник Театра!
Какая бы плохенькая пьеса ни шла, но раз в ней занят Варламов, все начинало блестеть и сверкать: и текст, и партнеры, и декорации, и души зрителей.
Актер великой щепкинской школы…
По своей профессии, перевидал я почти всех европейских корифеев. Видел я их и в русских пьесах: большей частью это была великая жалость и непонимание.
А когда Варламов играл Сганареля, то Comedie Frangaise могла бы принять его с горячо распростертыми объятиями, как актера, который только и знал в жизни, что Мольера.
В этой роли он был уже актер французский, чистой воды, продолжатель мольеровских традиций, и с таким пониманием их сущности, что приходилось в недоумении разводить руками:
– Откуда? Из каких источников? Какими судьбами?
Варламов никогда не был заграницей, за исключением Дрездена, где в санатории «Weisser Hirsch» он лечился, называя ее по-своему: «Вейсу Хиршу…»
Варламов никогда не видел ни одного спектакля Comedie Frangaise и вряд ли хорошо был осведомлен об ее существовании.
Он мог знать только Коклэна Старшего по его приездам в Россию.
Сценическому искусству Варламов нигде не учился и сам ни на какое преподавательское искусство не претендовал.
– Да чему я могу учить? – говорил он своим московским говорком, – да я все, что знаю, в полчаса расскажу, и потом бери меня за рупь, за двадцать…
Как любила его вся Россия! Не любила, а обожала.
Были даже такие папиросы под названием: «Дядя Костя».
На портрете на коробочке был изображен толстый бритый человек с удлиненным лицом и немного удивленными, широко открытыми глазами.
Из глаз этих излучалась доброта. И, может быть, это качество инстинктивно людьми чувствовалось и влекло к нему человеческие души. Он был инстинктивно доброжелателен, никогда не вмешивался ни в какие интриги, какими особенно кишел Александринский Театр.
Даже путаный Мейерхольд, человек иной полярности, пользовался его отеческим, снисходительным благоволением.
Варламов добродушно подсмеивался над его вычурами и говорил:
– Все стерелизуешь? Ну, стерилизуй! Тренти-бренти, коза на ленте…
Больше всего на свете Варламов боялся революции.
– Помилуй Бог, – говаривал он, – чины отберут, пенсию отберут…
Был он человеком малообразованным, ничего не читал, кроме «Петербургской Газеты», и по этой газете составлял свое мировоззрение: Бога бойся, Царя чти!
И когда разговаривал по телефону с директором, то кланялся по пояс даже в трубку.
…Летом на даче лежит Варламов в качалке и читает.
– Иди, Костя. Обедать пора.
– Обедать? Сейчас. Только вот страничку дочитаю.
– А что ты читаешь?
– Да вот… как его… роман… очень хороший роман… э-э-э… «Отцы и Дети», роман.
– А чей роман-то?
– Сейчас посмотрю… Тургенева роман. Да, Тургенева… Очень бойко написано.
Учтивость и благожелательность Варламова были легендарны.
За его столом сиживали всяческие люди.
– Что-то, милай, я тебя давно не видел…
А через минуту спрашивает своего соседа:
– Скажи, милай, а кто это собственно будет? Первый раз вижу.
Квартира Варламова представляла собой настоящий музей: золотые электрические звонки, старинные венецианские вазы; кувшины чудесной филигранной работы, осыпанные бирюзой, золотые вышивки на стене. Висели оригиналы Айвазовского, Беггрова, Кондратенко. В красном углу – образа, осыпанные бриллиантами. На столе – золотое перо с рубинами, золотой порт-сигар, сверкающий бриллиантами. В столовой – горка с серебром, массивная серебряная чаша для крюшона, целая коллекция жбанов, кувшинов, солонок, – все подношения бесчисленных поклонников.
Гастроли Варламова были беспроигрышной лотереей.
Куда б его ни привезли – в университетский ли город, или в самую захолустную, забытую Богом, дыру, – все спектакли проходили с аншлагом.
Популярность была сказочная.
Однажды в переполненном поезде он по ошибке сел в какое-то чужое нумерованное купэ. Проверка билетов. Варламова «застукали».
– Ну, сел, потому что не было другого места. Поищи, пожалуйста, что-нибудь. Скажи, что для дяди Кости.
– Для какого дяди Кости?
– Да для меня, милай.
Кондуктор торжественно извлекает из кармана коробку папирос с портретом Варламова и говорит:
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.