На желтой глине четкий знак:
Из белых камней возведенный,
Полувоздушною колонной
Стоит обветренный маяк.
Внизу в кирпичной амбразуре
Мортиры медное жерло
Лет семьдесят как в мох вросло.
Перевидав дожди и бури,
И наверху в ответ, лазури
Сияет синее стекло.
Там в кукольно-уютной клетке
Хрустальных призм водоворот
Дрожащей радугой плывет
Пред колпачком калильной сетки
И ночью в плотные узлы
Неудержимо пламя плавит
И яростные стрелы правит
На неоглядные валы.
И над обрывом домик малый,
И штурман старый на крыльце,
И свежей трубки отблеск алый
На бронзовом его лице.
Давно не водит полных грузов
Он через мелистый проход,
Давно рулем тяжелый кузов
Не направляет в зелень вод.
Но, обшумев его в просторе,
Смолой и солью пропитав,
Благоухающее море
Не утеряло властных прав:
Как палуба полы сияют
В его спокойном уголке,
И люк прорезан в потолке,
И медью компасы пылают
В отполированном станке.
И обветшалые гравюры,
Затерты, выцвелы и буры
О днях Кагула и Чесмы
Со стен так радостно расскажут
И флаг андреевский покажут
На мачте над равниной тьмы.
А в час полуденных сияний,
Уйдя в прохладный кабинет,
Он пробегает милый след
Увянувших очарований.
Дымит проворней и сильней
Над плотной пальмовой шкатулкой
И пальцы радует прогулкой
Меж раковин и янтарей.
И тайный ящичек со скрипом
Приоткрывает и потом
Вздыхает, наклонясь челом
Над матовым дагерротипом.
Там он и обезьянка-дочь,
И маленькая квартеронка,
И с глаз досадливая пленка
Не хочет удалиться прочь.
.
Ушли, осыпались года,
И внучка, дочери на смену,
Взбиралась по его колену
И обрывалась иногда.
.
Теперь на башенном балконе,
Сияя медною косой,
Она глядит, как в яром гоне На
берег прядает прибой.
Тяжелый том Дюмон-Дюрвийля
Листами на ветру шуршит,
Неинтересен и забыт,
И чаек розовые крылья
Для темных глаз ее — магнит.
И пахнет солью и полынью
Порывный ветер, и она,
Овеянная тонкой синью,
В закат безмолвно влюблена.
Но вот, по гравию дороги
Легко шуршит велосипед,
И ей кричит с крылечка дед,
Насмешливый, притворно-строгий:
— Слезай, мальчишка, прикати!. —
Но оторваться нету сил
От отмелей в кипящей пене,
И обветшалые ступени
Дрожат под легкою ногой,
И мягкий голос горловой
Уже порхает на балконе:
— Приветствие прекрасной Тоне. —
И руку давит ей слегка
Сухая твердая рука.
И веет изумрудно-яркий
И потаенный омут глаз
На губ ее румянец жаркий,
И медлит вкрадчивый рассказ:
— Как осенью гирлянды птиц
Летят к манящему их югу,
Так мысли мчалися во вьюгу
В минуты сомкнутых ресниц.
Во дни акациевых весен
Мечтал я о безмолвьи сосен,
О золоте, что между скал
Таит нахмуренный Урал,
О том, как на глухих озерах,
На душегубке из коры
Я буду плавать и костры
Раскладывать в лесных просторах,
И уж давно тупой кинжал
Под тюфяком моим лежал.
Но после понял я: милее
Могилами покрытый юг.
Здесь пенье вечности сильнее,
Здесь плодоносней умный плуг.
В полыни мягкие курганы,
Истомных полдней очаги,
И в небе алые круги,
И тает аромат медвяный.
И в глине одичалой спят
Сарматы, скифы, гунны, венды, —
И неоглядные легенды
Неувядаемо томят.
Душа, впитавшая могилы
Несчетных предков, — влюблена
В чужих могил привет унылый
И упивается до дна.
Родное все… Холмов уклоны,
Совиные ночные стоны,
Неугомонный треск цикад,
Сиянье тихой Альсионы
На семисвечнике Плеяд.
Развалин изветшалых кости,
Свистящие рожденья лун,
Когда при яростном норд-осте
Дрожит размашистый ревун.
Вдали лиловые в тумане
Пустые берега Тамани,
Князь-Игорь, Слова жуткий взмыв
И жемчуг траурный в колчане,
И в ветках кличет вещий див… —
— Чай подан. —
Дедовский призыв
Прервал вдруг лет очарований.
Смеются. Сходят в Темноте.
И в дерзкой тянется мечте
Его рука к плечам округлым:
— Не оступитесь… —
В тесноте
За малый стол садятся. Смуглый
Сияя ликом, добрый дед
Им лаконический привет
Бросает.
Ваза до краев
Полна рубиновым вареньем.
Горячий хлеб. И с упоеньем,
Немедленно, не тратя слов,
Все отдаются наслажденьям,
И ужин превращают в рай
Три капли рома в крепкий чай.
Стакан четвертый побеждая,
Моряк неспешно говорит:
— Ну, юноша, что вас мани??
Не декадентщина-ль пустая?
Вот в наше время… —
И пошло
Порхать спокойнее крыло
По далям и воспоминаньям.
Даль отдана былым скитаньям,
Природе, людям, думам, снам,
Когда-то славным именам,
Предугаданьям и ошибкам,
Предубеждениям и улыбкам,
И вечно гордым знаменам.
— Вы говорите мне о вечном,
Что вы душою антиквар,
Но верьте мне — ведь я уж стар —
В неуловимо-быстротечном
Остаться легким и беспечным,
И сохранить хоть малый жар
Во сколько радостней, чем смутно
Блуждать по дальним временам,
