Раки-отшельники - [33]
— А теперь я дам тебе еще соломы по случаю мороза.
Сири вынашивала новый приплод. Как бы Тур хотел, чтобы родилось побольше поросят, новых свиноматок лучше выбрать из ее потомства. В ящики для новорожденных поросят он тоже добавил еще соломы и погладил малышей. Должны выдержать.
Когда все обязанности были выполнены и свинарник наполнился гулкими звуками чавканья и возни, он зашел в мойку, чтобы развести теплую водичку с сахаром в бутылочке с соской. Он боялся за двоих слабеньких поросяток Трюльте. Мешок с сахаром в шкафу отсырел, он нашел отвертку и отколол кусочек, вскипятил воду на плитке и развел сахар. Когда тот растворился, он добавил в смесь холодной воды, чтобы не было горячо, и вернулся к загончику Трюльте.
Все, как он предполагал: спящие под лампой тельца уже выжали двух самых маленьких к краю ящика. Он взял одного на руки, поросенок спал, и его было никак не разбудить. После долгих трудов ему удалось сунуть соску в крошечный ротик, и тут наконец-то инстинкты проснулись, и поросенок засосал.
— Ну вот, вкусно, кажется. Только не все пей. Твоей сестренке надо оставить половину.
Малыш все еще дрожал, даже когда он положил его обратно под самую лампу. Тридцать четыре градуса — идеальная температура для таких почти новорожденных. Ему казалось, в ящике такая температура и держится, но если поросенок промерз, ему требуется невероятно много энергии, чтобы восстановить теплообмен. Он взял второго и дал ему оставшуюся сладкую смесь. И тут вспомнил, что когда-то давно читал в журнале, как какой-то фермер опускал новорожденных поросят в ведро с теплой водой, надев на шею ярко-желтые спасательные жилеты. Тогда он долго смеялся над фотографией, и, кажется, даже в новостях это показывали. Передача была как раз о смертности среди новорожденных поросят.
Желтых жилетов у него не было, зато было ведро с теплой водой. И две руки.
Он принес ведро с водой и две сухих тряпки, вытащил одного из поросят за заднюю ножку. Крепко перехватил его под мышками и окунул в воду. Поросенок брыкался, как одержимый, и вопил, будто его проткнули раскаленным прутом. В свинарнике вдруг стало совершенно тихо, все внимательно прислушивались.
— Расслабься, я тебя не убиваю. Я ведь живу за твой счет, глупышка!
Через несколько секунд протесты затихли, и на рыльце появилось блаженное выражение. Еще через несколько секунд поросенок, опущенный в теплую воду, спал в его руках.
Ноги затекли. Сколько, интересно, тот поросенок в желтом жилете находился в воде? Он не помнил, возможно, об этом даже не упоминали.
Надо было сесть на сноп соломы. Теперь уже поздно. Он стоял, пока не заломило спину, а поросенок вроде прогрелся. Тогда он вынул его из воды, обернул сухой тряпкой и немного потер.
Малыш даже не проснулся, он положил его к остальным посреди кучки, отодвинув сопротивляющихся поросят в сторону. Потом отправился в мойку, добавил в ведро еще горячей воды и повторил процедуру со вторым поросенком, а потом и его положил посреди кучки собратьев под лампой, рядом с первым. Придется более удачливым братьям и сестрам принять тот факт, что не они здесь решают.
Он подмел солому в проходе, вылил горячую воду из ведра на пол, прошелся еще раз шваброй и, опершись на нее, встал в задумчивости. Надо бы помыть весь свинарник, не только пол, но и стены, потолок. Если придет инспектор санэпидемстанции, скорее всего, придется платить штраф. Но в такой мороз об этом лучше не думать. Тем не менее, мысль о внезапном появлении инспектора поселила в нем страх. Не выполнив все требования, он рисковал снижением закупочной цены. Поэтому он принес еще несколько ведер, плеснул воды там и здесь и как можно тщательнее смел коричневую жижу. Потом хорошенько прополоскал швабру, прошелся по потолку, срывая паутину, провел шваброй по лампам, и сразу же стало лучше. В мойке он протер скамейки тряпками, которыми вытирал поросят, посмотрел на плитку. Когда-то она была белой, а теперь стала совсем грязной. Он открыл шкаф и порылся в дальнем углу полки. Как он и думал, там обнаружилась древняя банка моющего средства. Картонный цилиндр сморщился от влаги, и порошок отказывался высыпаться сквозь дырочки. Он срезал верхушку и посмотрел на слипшиеся лепешки порошка, после чего запустил туда отвертку. Вооруженный тряпкой, порошком и теплой водой он накинулся на плитку и почувствовал, как ему хорошо, он справляется с ситуацией, все под контролем. Бутылка с порошком напомнила о минувшем времени, теперь таких уже не продавали. То, чем пользовались сейчас, называлось по-другому, и это был не порошок, а гель. Мать же всегда пользовалась стальной мочалкой и обмылками, и все было чисто.
Вернув порошок на место, он стоял и разглядывал нижнюю полку шкафчика. Там было акевита на донышке бутылки, примерно столько же датской горькой настойки в высокой темной бутылке и несколько бутылок пива, остатки с Рождества, которые он принес сюда, чтобы допивать в одиночестве. К тому же, старик все равно не переносил алкоголя.
Он достал одну бутылку с пивом. Как он и боялся, она вот-вот собиралась замерзнуть, за коричневым стеклом уже начали образовываться кусочки льда. Тогда он взял все бутылки и занес их в свинарник, положив в проходе у ящика для новорожденных.
Перед нами настоящая скандинавская сага, написанная, впрочем, с не свойственной этому жанру иронией. Действие книги происходит в современной Норвегии. На похороны властной матери семейства по имени Анна съезжаются, чтобы встретиться после долгой разлуки и разрешить вопросы с наследством, три ее сына и внучка. В шкафу у каждого из этих людей спрятан свой скелет, но то, что всю жизнь скрывал отец семейства, тихоня и подкаблучник, не поддается логическому осмыслению.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.