Радимир - [16]

По дороге к серегиному дому захожу в супермаркет. Тут я впервые. Руководствуясь каким-то сорок шестым чувством, быстро пробегаю лабиринт из покупателей и продуктов и выхожу к полке с конфетами. Всем сладостям я предпочитаю конфеты «Птичье молоко» местной кондитерской фабрики. Они куда вкуснее и свежее, чем какое-нибудь залетное «Ассорти» с сомнительной начинкой наполовину состоящей из консервантов и «искусственных ароматизаторов идентичных натуральным».

Из вина выбираю «Хванчкару». Приглядываюсь к бутылке. Настоящее или подделка — кто его разберет? Пока не попробуешь — не узнаешь. Да я и не знаток. Лишь бы приятно пахло, легко пилось, и наутро живым проснуться.

Выхожу из магазина и осматриваюсь. Прикидываю, как лучше добраться до серегиного дома — дворами или по асфальтированному тротуару? Дворами короче, но можно заплутать. В нескольких метрах от себя замечаю бездомную собаку. Грязно-серая шерсть, печальные глаза, ребристые бока, отвисшее худое брюхо с темными сосками. Наверное, где-то в подвале или в яме под теплотрассой ее ждут голодные щенята. Ждут теплого материнского молока. Чем я могу им помочь?

Я растерянно оглядываюсь на супермаркет. Пойти, купить пару сосисок? Но для чего продлевать существование несчастного животного? Для того, чтобы оно смогло выкормить своих детенышей и обречь их на такое же убогое существование?

Яростно обрываю свои мысли. Ведь это просто отговорки для самоуспокоения! Лишь бы ничего не делать! Лишь бы пройти мимо, понадеявшись, что поможет кто-то другой, более милосердный, более жалостливый. А я?

Почему-то я стыжусь принародно кормить бездомных собак. Вроде бы и жалко их, и деньги есть, но я стесняюсь осуждающих взглядов и насмешливых мыслей — «Вот, чудак! Скармливает колбасу какой-то облезлой лишайной твари! Тут людям есть нечего…» Но люди — это совсем другое дело! Ведь, большинство из нас так или иначе, но сами виноваты, что живут хуже, чем могли бы.

Собака не уходит. Чувствует, что ей может что-нибудь перепасть. Я шутя грожу ей пальцем:

— Ладно! Жди!

Спешу обратно в магазин. Покупаю килограмм дешевых сосисок и возвращаюсь. Собака, завидев меня, делает несколько робких шагов навстречу и останавливается. Смотрит с надеждой и опаской. Я выдавливаю одну сосиску из оболочки и бросаю ей под ноги:

— На! Ешь.

Боясь подвоха, собака внимательно обнюхивает розовую мякоть, берет в зубы и, почти не жуя, глотает. Я оглядываюсь — не видит ли кто моего диалога с этим позорным существом? Рядом никого нет. Я раздираю ногтями тугие оболочки и бросаю собаке еще несколько сосисок. Мои пальцы становятся скользкими и жирными, но я быстро очищаю остальные сосисками и пока оставляю их в пакете. Вытираю руки носовым платком. Глаза у собаки веселеют. Замечаю, что она даже слегка повиливает хвостом. Но ближе все равно не подходит.

— Пойдем, — киваю я ей.

Иду в сторону ближайших кустов. Выворачиваю пакетик и сгружаю сосиски в траву.

— Ешь, — приказываю я собаке и, не оглядываясь, спешу прочь.

Время почти семь. Нужно поторопиться, опаздывать я не люблю. Сворачиваю за угол и вновь осматриваюсь. Прикидываю, в какой стороне дом Сергея. Иду по какой-то подвернувшейся тропинке, но она приводит меня к забору детского сада. Железная калитка закрыта на замок, дырки в заборе нет — никак не пройти. Значит, все-таки придется в обход! Чертыхаюсь и иду назад. Торопиться, в общем-то, некуда. Ничего страшного, если опоздаю на десять минут.

Случайно замечаю позади знакомую дворнягу. Она явно сопровождает меня, но по-шпионски, на безопасном расстоянии. Сворачиваю на асфальтовый тротуар. Рядом снуют автомобили. Много их развелось в последнее время, а дороги шире не стали. Особенно большие пробки в центре города, в его, так называемой, «исторической части». Такой ширины улицы были еще при царе Николае. Помню дореволюционные фотографии, которые нам показывали в институте на «Истории архитектуры». Каменных домов тогда было совсем немного — раз-два и обчелся. Теперь все они — архитектурные памятники, так просто не снесешь, дорогу не расширишь. Вот и приходится горожанам мучиться.

Вдруг собака вырастает прямо передо мной. Она появляется из-за кустов и в упор смотрит на меня. Наверное, решила попытать счастья еще раз. Какими-то ей одной известными путями она обогнала меня и нарисовалась — фиг сотрешь! Хитрющая, зараза! А хлеба ей дашь, так, наверное, будет нос воротить! Но у меня нет ни хлеба, ни сосисок. Извини, дорогая, но на сегодня твоя кормежка закончена!

Я аккуратно обхожу собаку и иду дальше. Говорю себе: не оглядываться! А то подумает, что я ее подзываю. Тем более, повод не оглядываться есть. Навстречу мне идет стройная симпатичная девушка. Стараюсь еще издалека оценить ее затянутый в джинсы силуэт. Жду, когда она поравняется со мной, а пока отвожу глаза в сторону, чтобы в нужный момент выстрелить взглядом и мгновенно сосканировать девичью внешность.

Девушка приближается. Я сосредотачиваюсь. Поднимаю глаза. Скольжу по ее ногам, оголенному животику с запирсингованным пупком, робко оттопыренной груди. Дерзко заглядываю в зеленые глаза… Одновременно слышу за спиной звук стремительно приближающегося автомобиля. Девушка смотрит куда-то за мое плечо. Глаза ее округляются и становятся испуганными. Я инстинктивно поворачиваюсь. Слышу визг тормозов и глухой удар. Вижу, как, отскочив от бампера машины, под ноги мне летит что-то бесформенное. Воздух раздирает пронзительный вой. Едва, успеваю отпрыгнуть в сторону, как на мое место шмякается разодранное собачье тельце. Из-под него быстро растекается темно-красная лужица. Лапы у собаки переломаны, из распоротого брюха торчат осколки ребер. Ее резкий прерывистый скулеж полосует воздух острой бритвой. Собака дергает головой, очевидно пытаясь подняться, но лапы не слушаются. На мгновение я встречаюсь с ее обезумевшими глазами. Не в силах вынести зрелища отворачиваюсь. Вижу перед собой спину девушки. Похоже, ее тошнит. На меня же накатывает какая-то густая пустота, в которой беспомощно мечется собачий вой.