Радимир - [18]

— Вот, посмотри!

Я разворачиваю бумажку. Внутри детский рисунок, выполненный разноцветными авторучками. Медленно начинаю припоминать. В классе четвертом сидели мы с Сергеем на каком-то скучном уроке и мечтали о будущем. Чтобы развлечь товарища, я нарисовал в тетрадке Сергея — каким он будет лет через двадцать. Рядом изобразил его жену, коляску с малышом и собаку. На заднем плане нарисовал двухэтажный коттедж, гараж с автомобилем, сад с яблонями. Для большей убедительности даже подписал: «Сергей», «Жена Оксана», «Дом», «Волга». Уже не помню, почему я тогда решил, что его супругу именно так будут звать, но факт остается фактом — удивительным образом угадал.

Сергей победно смотрит на меня:

— Ну, как? Забыл, наверное, про этот рисунок? А я вот сохранил и даже кое-что реализовал!

Сергей шутя обнимает Оксану за плечи и чмокает ее в раскрасневшуюся после вина щечку. В прихожей слышится шум. За притворенными дверьми с матовыми стеклами мелькают фигуры.

— Дети вернулись, — говорит Оксана и быстренько исчезает.

Минут через десять мне представляют мальчика Михаила, лет шести, и девочку Аню, лет девяти. Дочка больше похожа на папу, а сын на маму, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Михаил сильно стесняется. Молча ковыряет вилкой в тарелке, время от времени с любопытством поглядывая на меня. Девочка, напротив, быстро съедает свою порцию и, притащив из своей комнаты альбом для рисования, усаживается рядом со мной.

— Дядя Антон, папа сказал, что вы художник. Я тоже рисую. Вот, посмотрите.

Я бережно принимаю альбом и с любопытством рассматриваю ее художества. Самое ценное, что есть в детских рисунках — это свой, свежий взгляд на мир, еще не забитое учителями и наставниками непосредственное восприятие действительности. Разглядываю многочисленные портреты родителей и друзей. Но больше всего в альбоме изображений любимой собаки. Судя по окраске и породе того самого спаниэля, чьи снимки я только что видел в фотоальбомах. Подтверждая мою мысль, Аня тычет в рисунок пальцем и говорит:

— А это наша Златовласка. Она после Нового года умерла. Простудилась, не смогли вылечить.

Не знаю, что ответить девочке на эти слова. Спрашивать любила ли она собаку — глупо. Сказать, что родители купят ей новую собачку — слишком кощунственно. Поднимаю глаза и ловлю сочувственные взгляды родителей. Пытаюсь перевести разговор на другую тему и расспрашиваю ее о портретах друзей, но только мы доходим до изображения мальчика в полосатой майке, как в прихожей раздается звонок. Сергей с недоумевающим лицом идет открывать. Следом выбегают любопытные дети. Слышится новый женский голос. Судя по интонации пришел кто-то из родственников.

— Это моя мама, — подтверждает мои мысли Оксана и тоже исчезает из комнаты.

Слышу, как Сергей и Оксана уговаривают гостью присоединиться к нашему столу. Она упорно отказывается, но просовывает в зал голову с кудрявой прической и здоровается со мной. Обыкновенная типовая мама. Вместе с ней все семейство исчезает где-то в глубине квартиры. Я встаю и подхожу к тумбе с аппаратурой. Присаживаюсь на корточки и рассматриваю аудиодиски. Ничего интересного — сборники российских исполнителей и MTV-шных звезд. Пара пластинок с детскими песнями. Но вдруг в этой свалке замечаю белую ворону — Karl Bartos, альбом 2001 года — «Communication». Я очень удивлен, потому что всего недели две назад купил точно такой же. Старейшина электронной музыки не оплошал. Альбом получился великолепный. Больше всего мне понравилась композиция «The Camera». Современная крепко слепленная электронная музыка, сразу узнается фирменный крафтверковский стиль. Помнится, в классе шестом их альбомы стали для меня настоящим открытием. Черт, как же я забыл! Это же Серега и дал мне переписать свой «Крафтверк»!

Перемещаюсь к стеллажу с книгами. Разглядываю обложки. Книги по химии, биологии с длинными умными названиями. Скучные строгие корешки. Несколько полок с художественной литературой — русской классикой и фантастикой. Полка с зотерическими книгами — йога, медитация, духовное развитие. Кастанеда, Кардек, Ошо, Мень, Свияш. Тут же несколько дисков с медитативной музыкой. На соседней полке семейная фотография в деревянной рамке, вроде той, которую я расхряпал сегодня утром. На снимке вся семья. Дочка сидит впереди и руками растягивает в разные стороны уши спаниэля. Я тут же вспоминаю бедную дворнягу. Мое сердце снова сжимается от чувства собственной беспомощности и чужой беззащитности. Неужели в бесконечных страданиях этих несчастных существ есть какой-то смысл? Допустим, что они рождаются для того, чтобы дать нам возможность проявить милосердие, но почему они сами должны страдать из-за нас, идиотов? Зачем их души приходят в наш мир?

В комнату возвращается Сергей с новой бутылкой вина.

— Теща пришла денег занять, — докладывает он, — Пусть с женой немного посекретничают, а мы тут тобой пригубим и усугубим!

Сергей откупоривает бутылку и разливает багровую жидкость в бокалы. Выпиваем за дружбу. Я киваю в сторону книжных полок:

— Книжки, смотрю, у тебя занятные.

— Какие? — оглядывается Сергей на стеллаж.