Пьющий время - [19]
— А ты помнишь?
Не дав сестре двинуться дальше, Клеман неожиданно грубо схватил ее за руку и, свирепо отчеканивая каждый слог, произнес:
— Я больше не хочу слышать эти три слова!
С ним случился припадок ярости, какого со мной не случится никогда. Помню, что в эту минуту как-то странно позавидовал Клеману. Во мне было недостаточно любви, недостаточно страсти для того, чтобы вот так выйти из себя. Меня могли пронзить ледяная печаль, сверкающий осколок счастья, но пламени я не знал.
Поступок Клемана провел резкую черту. Элен перестала при нем воскрешать в памяти какие бы то ни было образы, упоминать о каких бы то ни было приметах прошлого. Трудно было удерживать равновесие, потому что в каждой комнате усадьбы, под каждой березой в парке таились для них сокровища каникул и отсветы отрочества. Брошенная лодка, на которой они когда-то уплывали по вечерам, спала, укрытая метровым слоем снега, но они узнавали ее очертания под длинным белым сугробом. Клеман затеял немыслимое: заставить на земле прошлого заиграть такой чудесный, такой новый свет, что все минувшее исчезнет без следа и без сожалений.
Элен кое-как ему подыгрывала. Она больше не писала, больше не говорила о воспоминаниях и о прошлом в присутствии Клемана. Но крепкая настойка детства так ее обожгла…
В тот раз, когда мы вместе приближались к усадьбе, месье Делькуру удалось пробудить ее любопытство. И однажды, когда Клеман ушел на долгую прогулку в одиночестве, она решилась заговорить о том, о чем думала неотступно. Месье Делькур сидел у печки на скамеечке с набитым соломой сиденьем, пристроив на коленях картину с голубым шариком. В самый тихий утренний час он с легкой улыбкой на губах, казалось, отправился в бесшумное, такое нетрудное и неспешное путешествие.
— Чем вас так приворожила эта картина? — спросила Элен, усаживаясь рядом с ним.
Очнувшись от грез, но все так же мягко, все так же туманно поглядев на нее, месье Делькур принялся неторопливо подыскивать слова:
— Чем приворожила? Для меня это, прежде всего, нежданная встреча с кем-то, кто любит шарики так же, как я. Клеман, наверное, говорил вам… У меня дома повсюду шарики — в стеклянных банках, в плетеных корзинах. Окна комнаты отражаются в них округленными, смягченными прямоугольниками. Американские шарики, дымчато-белого фарфора с разбросанными по нему рыжими песками и равнинами Ирландии, словно нежная радуга над туманом. Шарики-капельки воды, мутновато-прозрачные, как зеленое бутылочное стекло. Крупные шарики вроде этого. Взгляните: под молочной голубизной моря словно плещет волна теплой лавы. И вот эта длинная грязно-белая полоса. Это уединенная земля, где можно бродить вдоль пустых пляжей.
Никогда еще месье Делькур не говорил так много, и никогда он так не говорил. Я открыл в нем теперь надлом и силу: если он оставался по ту сторону слов, значит, делал это по собственному выбору, а не от бессилия. В тот день слова должны были родиться для Элен, и они приходили к нему без видимого усилия. Но Элен горестно улыбнулась:
— Да, я вижу вместе с вами и море, и пляж. Но эта акварель — не карта грез и не географическая карта. Тот, кто написал ее, хотел удержать в этом безупречном шаре хрупкое мгновенье счастья, детства. Дети играют в шарики, и детство уходит. Тот, кто написал эту картину, смотрел на детей. Мы с Клеманом нашли маленькую ямку в кухонном полу и играли на очки. Мы говорили, что никогда отсюда не переедем: в другом доме не будет ямки в кухонном полу. Мы играли, чтобы выигрывать. Конечно, нам очень нравились шарики, но их цвета и рисунки просто были частью нашей жизни, мы не воспринимали их отдельно. Кто-то, стоя у нас за спиной, смотрел на нас и хватался за кисти, чтобы остановить время, приручить, удержать на бумаге неуловимый круг детства. На этой картине дремлет мое круглое, совершенное детство и нежность того, кто смотрел, как оно уходит. Художник испытывал лишь мучительное наслаждение и ничего не останавливал ради себя самого. Для меня шарик существовал, чтобы жить, катиться. Сегодня я смотрю на него вместе с вами, и мне от этого больно, так больно, что от этой боли становится лучше. Я ничего не хочу забывать.
Элен встала и теперь смотрела через окно вдаль, на сковавший озеро лед. Все, что она говорила нам, воскрешало воду прежних дней, и настоящее больше не имело значения. Под коркой времени были дом, сад, тайные дорожки, по которым можно было уйти еще дальше, к другому безмолвию. Ее слова тихонько говорили об этом точно так же, как и ее упорное молчание. Сегодняшний день существовал лишь для того, чтобы раствориться, забыться, познать горькое счастье разделенной печали.
Месье Делькур и я хотели морозной зимы, отражений, зеркал, хотели оставаться здесь, ослепленные, неподвижные. Но в то утро лед показался нам серым, свет — приглушенным. Элен открыла дорогу воде. Каждая капелька времени хотела течь своим путем. Месье Делькур выглядел слабым, пришибленным. Я чувствовал себя очень одиноким: у меня не было прошлого.
В своем осеннем одиночестве Клеман-Флорентиец готовил для нас традиционные обряды декабрьских праздников. День за днем, прежде чем покинуть Суннаншё, госпожа Люндгрен рассказывала ему все, что знала, о неделях поста, предшествующих праздникам, о святой Лючии, о шведском Рождестве. Он сделал все остальное, набил шкафы несметными запасами сухофруктов, тканей и бумаги для аппликаций.
Учитель (теперь уже бывший) словесности из Нормандии Филипп Делерм прогремел на всю Францию в 1997 г., когда вышел его сборник мини-новелл «Первый глоток пива и прочие мелкие радости жизни». Книга получила Премию Грангузье, ежегодно вручаемую одной из писательских ассоциаций автору, который наилучшим образом восславил чисто французское умение жить в свое удовольствие. С тех пор Делерм издал еще несколько сборников рассказов и небольших повестей, и в каждом новом произведении он показывает себя достойным последователем развеселого короля Грангузье, папаши доброго Гаргантюа.Филипп Делерм неизменно верен себе и все так же старательно и смиренно собирает солнечные блики, не позволяя притупиться своему умению видеть и воскрешать крупицы радости, рассыпанные в каждом дне жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник рассказов Филиппа Делерма, одного из самых ярких современных писателей Франции. Автор пишет о радости бытия, о счастье узнавания мира в детстве, дает читателю возможность почувствовать прелесть мелочей жизни, воссоздает вкус, цвет, запах Франции.Стоит только взглянуть на название любой из миниатюр – и ее хочется прочитать: «Яблочный дух», «Теплый круассан на улице», «Почти что лето – можно бы поесть в саду», «Первый глоток пива`, „Лукум в арабской лавочке“, „Свитер на осень“, „Новость, услышанная в дороге“…Такие книги хорошо бы читать по страничке в день, как принимают с утра витаминку, и Филипп Делерм говорит, что вполне сознательно расфасовывал эти свои «тонизирующие пилюли»: «Я просто хотел разделить с читателем эти мелкие радости жизни, минуты незамысловатого счастья…».
Французского искусствоведа и итальянскую писательницу свела в Париже картина. Знакомство продолжится в Венеции, где Антуан и Орнелла займутся разгадкой тайны фрески Тьеполо «Новый свет». Абсолютно разные по характеру, герои «Пузыря Тьеполо» ищут ответы на мучающие их вопросы, а заодно открывают для себя хрупкий мир человеческих взаимоотношений.
«Слова… будто подтолкнули Ахмада. Вот удобный случай бежать. Собак нет, ограждения нет, а в таежной чащобе какая может быть погоня. Подумал так и тут же отбросил эту мысль. В одиночку в тайге не выживешь. Без еды, без укрытия и хищников полно.…В конце концов, смерти никому не дано избежать, и гибель на воле от голода все-таки казалась ему предпочтительнее расстрела в одном из глухих карцеров БУРа, барака усиленного режима».Роман опубликован в журнале «Неман», № 11 за 2014 г.
Эта книга написана для тех, кто очень сильно любил или все еще любит. Любит на грани, словно в последний раз. Любит безответно, мучительно и безудержно. Для тех, кто понимает безнадежность своего положения, но ничего не может с этим сделать. Для тех, кто устал искать способ избавить свою душу от гнетущей и выматывающей тоски, которая не позволяет дышать полной грудью и видеть этот мир во всех красках.Вам, мои искренне любящие!
«Одиночество среди людей обрекает каждого отдельного человека на странные поступки, объяснить смысл которых, даже самому себе, бывает очень страшно. Прячась от внешнего мира и, по сути, его отрицая, герои повести пытаются найти смысл в своей жизни, грубо разрушая себя изнутри. Каждый из них приходит к определенному итогу, собирая урожай того, что было посеяно прежде. Открытым остается главный вопрос: это мир заставляет нас быть жестокими по отношению к другим и к себе, или сами создаем вокруг себя мир, в котором невозможно жить?»Дизайн и иллюстрации Дарьи Шныкиной.
Человечество тысячелетиями тянется к добру, взаимопониманию и гармонии, но жажда мести за нанесенные обиды рождает новые распри, разжигает новые войны. Люди перестают верить в благородные чувства, забывают об истинных ценностях и все более разобщаются. Что может объединить их? Только любовь. Ее всепобеждающая сила способна удержать человека от непоправимых поступков. Это подтверждает судьба главной героини романа Юрия Луговского, отказавшейся во имя любви от мести.Жизнь однажды не оставляет ей выбора, и студентка исторического факультета МГУ оказывается в лагере по подготовке боевиков.
Борис Александрович Кудряков (1946–2005) – выдающийся петербургский писатель, фотограф и художник. Печатался в самиздатском сборнике «Лепрозорий-23», в машинописных журналах «Часы», «Обводный канал», «Транспонанс». Был членом независимого литературного «Клуба-81». Один из первых лауреатов Премии Андрея Белого (1979), лауреат Международной отметины им. Давида Бурлюка (1992), Тургеневской премии за малую прозу (1998). Автор книг «Рюмка свинца» (1990) и «Лихая жуть» (2003). Фотографии Б. Кудрякова экспонировались в 1980-х годах на выставках в США, Франции, Японии, публиковались в зарубежных журналах, отмечены премиями; в 1981 году в Париже состоялась его персональная фотовыставка «Мир Достоевского».
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.В четвертый выпуск вошли произведения 21 автора, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.