Пыльными дорогами. Путница - [6]

— И куда мы идем? — спросила я, когда изрядную часть Подлесья миновали.

Впереди уж площадь с колоколом тревожным виднеется, а мы все идем и идем.

— В мой дом, — ответил охотник. — Отдохнешь денек, а после обратно в путь отправишься.

Я с недоверием покосилась на него.

— И чего это ты добрый такой? Чужого человека в дом готов запросто ввести.

— Не дело тебя бросать.

Хотела я еще что-то ответить, да тут ветерок подул и от ближайшего дома теплым хлебным духом повеяло. Где-то внутри загрохотал пустой живот, и невольно вспомнилось, что еду в последний раз еще в отцовском доме видела. Может, оно и неправильно к чужому в дом идти, опасно, но мне бы поесть и поспать. А там уж и снова в путь можно. Раз уж ушла в странствия, перебирать нечего.

Дом Арьяра стоял в стороне. В самом конце улицы-луча, у стены крепостной. Небольшой, но ладный, сложенный из потемневших от времени бревен.

Охотник открыл дверь и впустил меня первую, мол, девица все ж таки. Оказавшись внутри, я сразу ощутила теплый аромат свежего хлеба и жареной картошки. От запахов желудок окончательно скрутился в тугой узел, причиняя боль.

— Арьяр, вернулся?

Из-за печи появилась высокая статная женщина с убранными назад косами, в которых виднелись посеребренные пряди. Лицо ее, еще не старое, но уже подернутое сеткой морщин, что выступают не столько от прожитых лет, сколько от пережитого горя.

Увидев меня, она остановилась и удивленно выгнула приподнятые точь-в-точь как у Арьяра брови.

— Кто это с тобой? — голос прозвучал строго и чуть недовольно.

— Это гостья наша, Вёльма. Она из Растопши в Трайту идет.

Женщина внимательно осмотрела меня с ног до головы, после будто бы что-то сказала себе под нос и согласно прикрыла глаза.

— Это Заряна, моя мать.

Я тут же поспешила склониться перед хозяйкой дома. Коса свалилась со спины и ударила меня по щеке.

— Прошу простить меня, матушка, — проговорила я, откидывая ее назад. — Если позволите, останусь в вашем доме, а не позволите, сразу уйду.

Заряна жестко усмехнулась и кивнула в сторону Арьяра:

— Он здесь хозяин, у него и проси.

После развернулась и ушла в другую комнату.

Я растерянно посмотрела на Арьяра. Тот только бросил мой мешок на скамью у стены и проговорил:

— Входи.

* * *

Говорят, тяжело спится в чужом доме да на чужой перине. Врут люди. Если в пути пешем долгие часы провел, уснешь, хоть и на твердой скамье.

Заряна, по всему видно, гостей принимать не хотела. Арьяру, как старшему в доме, подчинилась, но со мной едва ли словом обмолвилась. Разве что за стол пригласила, да в бане объяснила, где что лежит. Глаза ее о недовольстве говорили, мол, чего пришла, в дом чужой и не стыдно ли тебе, лисица рыжая, под моим кровом есть и пить.

А мне и не стыдно было. Я еще хозяйку за еду поблагодарила и попыталась помочь стол накрыть. Заряна посмотрела на меня, как на зверя лютого, и отрицательно головой качнула. Арьяр тоже ничего не сказал, только глазами одними показал, что, мол, сядь, не дергайся.

Вечером, когда я выкупалась, высушила волосы, снова в косу сплела и переоделась в чистое, вышла во двор. Арьяр сидел на скамье и чистил оружие. Увидев меня, поднял глаза и улыбнулся.

Разговорились мы, и узнала я, что Заряна прошлой весной мужа, отца Арьяра, схоронила. С тех пор стала нелюдимой и неразговорчивой. Сын ее, получив место главы дома, все заботы на себя взял. Заряна, хоть и не соглашалась с ним, но и не перечила открыто. Сил на споры у нее не было. Есть еще младший, Милан, мальчишка лет десяти. Того дома не застанешь — все где-то с дружками бегает. Я его лишь вечером и увидела. Рослый, жилистый, руки все в царапинах, а глаза молодые да хитрые. Ох, и вырастет же Заряне забота.

Ночь на Подлесье легла темным покрывалом, рассыпав на небе звезды-зерна. Помню, слышала я еще девчонкой сказание деда Талимира о небесной птахе. Говорил он, что летает она высоко, до самого солнышко. Крылья ее из легкого невесомого пера и сгорают, светила коснувшись. Потому спит птаха весь день, а как солнце садится, на крыло поднимается. Облетает за ночь весь мир и склевывает волшебные зерна-звезды. До рассвета все до единого съедает и снова отправляется отдыхать. Еще птаха дождя боится, чтобы не промокли крылья ее воздушные, потому в плохую погоду сидит в своем гнезде и клюва наружу не кажет.

Много лет прошло с тех пор. Деда Талимира уже и в живых нет, а сказ его все еще помню.

Спала я в свободной комнате. Мне, как гостье, место почетное отвели. Сон навалился на меня тяжелым неснимаемым панцирем, и не пробудилась я, пока птаха все звезды не склевала, оставляя место солнышку.

Увидев утро за окном, я оделась быстренько и выскочила во двор. Прохладная роса обожгла ноги и заставила идти быстрее.

Хозяева дома уже проснулись и занимались своими делами. Заряна хлопотала у печи, Арьяр во дворе возился, а Милан помогал ему с таким кислым видом, будто щавля наелся.

Я тихо прошла вперед, стараясь держаться у бревенчатой стены, чтобы остаться незамеченной. Притаилась у поленницы и стала наблюдать за Арьяром и его братом.

Старший, одетый в старую посеревшую рубаху, поправлял покосившийся за домом забор. Милан, выполнял работу подручного — то колья поддерживал, то инструмент подавал.