Пятое время года - [104]

Чтобы лучше понять, почему европейцы именно в эти четыре месяца отправляются на остров Джерба, достаточно напомнить, что теплые дни с указанной только что температурой обычно наступают в Лиссабоне в марте, в Марселе — в апреле, в Берлине и Париже — в мае, в Дублине — только в августе. Не случайно в январе 1984 года на Джербе побывало 39,6 тыс. туристов, а ровно через год их насчитывалось уже 48,5 тыс.

Жаркое лето подкрадывается незаметно. В апреле — мае еще стоит теплая погода (+18°—21°), и только с июня начинается постепенное увеличение температуры на два-три градуса в каждом месяце. В самом жарком месяце — августе — среднемесячная температура составляет +27,5°, после чего так же медленно, как и весной, она начинает снижаться. Море снимает остроту температурных перепадов, что особенно заметно при сравнении с материковыми городами.

Особенности данного климата не остались не замеченными не только европейскими туристами. Французский путешественник Е. Гревен в своей книге, опубликованной в 1937 году, писал: «В Сфаксе вас уже покинула зима, в Габесе вы найдете весну, а в Тозере — лето. А на острове Джерба вы откроете пятый сезон, да-да, пятый сезон; здесь особый климат, несколько необычный, с большой сухостью воздуха, морским бризом, свежестью и ночными розами, рациональный и выдержанный во всем».

В 1942 году тунисский ученый С. Тлатли опубликовал книгу «Остров Джерба и его обитатели», в которой попытался выяснить причины этого удивительного климатического феномена и рассказать о его жителях, их берберском происхождении, религии и богатом прошлом. Об острове Джерба писали раньше, пишут и сейчас. Французский писатель Гюстав Флобер, собиравший материал для романа «Саламбо» о борьбе Древнего Рима с Карфагеном, посетил Тунис. Большой патриот Джербы, д-р С. Тлатли утверждает, что Флобер именно этому острову посвятил следующие восторженные строки: «…покрыт золотой пылью, зеленью и птицами, где лимонные деревья высоки, как кедры… где воздух так сладок, что не дает умереть…»

До того как я посетил Тунис, мне рассказывали, что на острове Джерба изготовляют особые тканые шерстяные ковры, которые пользуются большим спросом. Хозяин гостиницы, где мы остановились, знакомит нас с человеком, который может отвести в ковровую мастерскую. Несколько минут езды на автомашине — и мы у дверей одноэтажного дома. Нас встречает хозяин мастерской, и мы сразу же идем на склад. Здесь повторяется виденная много раз в Каире, Багдаде или Тегеране сцена. Мальчишки и другие работники склада снуют как муравьи, доставая с полок и из потайных углов шелковые и шерстяные ковры всевозможных цветов и размеров. Они разворачивают перед нами пять, десять, пятнадцать ковров! Я останавливаю это представление и говорю, что меня интересуют не эти замечательные ковры — они ручной работы, чисто шерстяные или из натурального китайского шелка, с орнаментом средневековой Персии или тунисского Кайруана, — мне нужны ковры, которые ткутся на горизонтальных станках и называются «клим». Но хозяин неумолим. Он перечисляет достоинства своих ковров, обещает отправить их в любую европейскую страну за небольшую дополнительную плату и для пущей важности добавляет, что вместе с братом имеет в ФРГ еще один магазин, в котором покупатели не переводятся.

Да, от опытного хозяина отвязаться трудно, и я иду на запрещенный прием, спрашивая, сколько стоит самый маленький из брошенных под ноги ковров. Он называет цену, и мы, переглянувшись между собой, говорим, что, к сожалению, такой суммой не располагаем. Интерес хозяина к нам сразу падает, и он устремляется к другой группе туристов. А мы неторопливо направляемся к выходу. Нас ведет мальчишка лет десяти, слышавший весь разговор с хозяином, ведет другой дорогой — через мастерскую. У металлических вертикальных рам, затянутых в паутину хлопчатобумажной основы, сидят женщины — старые, молодые и совсем девочки — и, проворно перебирая пальцами, продергивают цветные нитки. Перед каждой бригадой в три-пять человек, работающей над одним ковром, прямо к нитяной основе прикреплен сделанный на миллиметровке рисунок будущего ковра. Всего в этой мастерской трудится около 50 мастериц.

Шустрый мальчонка — его зовут Зейд — повел нас через мастерскую, явно не спросив на это разрешения хозяина. Я спрашиваю нашего симпатичного юного дружка, как он попал сюда и почему не учится.

— У меня здесь работает мать, — отвечает парнишка. — Отец уехал за границу на заработки. Когда же мне учиться, если я должен помогать матери кормить своих младших сестер и братьев.

Мы прощаемся, и, когда уже садимся в машину, мальчик кричит нам вслед:

— На центральной улице у мебельного магазина есть мастерская. Там делают нужные вам ковры. Работника зовут Мунджи. Он добрый и все вам покажет.

Действительно, у небольшого магазина с витриной, заставленной мебелью, производимой на фабрике города Сфакс, стоит обитый гофрированным железом высокий сарай. На створках открытых настежь дверей висят ковры, сделанные из толстых некрашеных шерстяных ниток белого, черного и коричневого цвета. Орнаменты — разные. Вот на белом фоне изображена виноградная гроздь, но если перевернуть ковер-клим, то этот рисунок видится уже деревом. Узор другого Клима представляет собой ломаные линии, идущие по краям ковра. Третий ковер — просто белый, и лишь широкая коричневая кайма оттеняет его белое поле.