Пятое время года - [102]

Римский историк Гребеллий Поллион (один из шести авторов сборника «Scriptores historiae Augustae» — «Писатели истории Августов», посвященного биографиям императоров от Адриана до Нумериана) пишет о недолго царствовавшем в Галлии императоре Марии (который произнес обвинительную речь против Галлиена), ставшем единоличным правителем Рима после пленения персами его отца в 260 году. Осуждая Галли-ена за его пристрастие к вину, роскоши и женщинам, Марий, бывший кузнец, говорил: «Хотел бы я всегда заниматься железом, а не погибать от вина, цветов, бабенок, трактиров, как это делает Галлиен, недостойный своего отца и своего знатного рода»[63].

Положение на границах Римской империи в период правления Валериана и Галлиена было очень сложным. Два крупных племенных союза германских племен — франки и алеманны — перешли Рейн; готы непрерывно вторгались из-за Дуная в провинции империи, жестоко опустошая их, набеги кочевников Мавритании угрожали римским провинциям в Северной Африке, в частности неоднократно прорывая Триполитанский вал, построенный императором Августом для защиты Великого Лептиса, Эа и Сабраты; персидский царь Шапур занял Месопотамию. Валериан, оставив своего сына управлять западной частью империи, отправился на Восток. Он вытеснил персов из Сирии, но в 260 году в бою с персами, осаждавшими город Эдесса в Западной Месопотамии, попал в плен, а его армия была уничтожена. Валериан умер в плену, и его сын и соправитель Галлиен стал полноправным императором Рима. Когда ему доложили о пленении и смерти отца, Галлиен, любивший подражать философам Эллады, перефразировал слова «лучшего из философов», сказавшего о сыне: «Я знал, что родил смертного», таким образом: «Я знал, что мой отец — смертный»[64].

Одно за другим вспыхивали восстания. Власть Галлиена фактически признавалась только в Риме и Италии. В Египте, Галлии и других провинциях военачальники провозглашали себя императорами. Алеманны угрожали самому Риму. В 263–264 годах в Сицилии восстали рабы. В Средиземном море появились морские разбойники. В завершение ко всему в Италии разразилась эпидемия чумы, а в Малой Азии произошло сильное землетрясение. Подземные толчки были и в Италии и в Северной Африке, в частности в Ливии.

Политическая анархия в Римской империи усилилась. Пустая казна покрывалась с помощью чеканки неполноценной монеты. Деньги настолько обесценились, что торговый обмен стал чисто натуральным. Натурой собирали налоги, натуральными продуктами выплачивали жалованье чиновникам и воинам.

Но все это сухая, учебная история.

Галлиен же, изображенный на купленных в тунисской лавке монетах, был оригинальной личностью, причем его экстравагантность не сводилась только к породе, по которой его можно легко узнать спустя и 17 столетий. Выходец из сенатской знати, он был сторонником греческих культурных традиций и вынашивал утопическую идею вернуть благополучие Римской империи с помощью гармонических форм искусства. Недаром его попытки возродить искусство древних греков историки называют «галлиеновским ренессансом». Они же отмечают приверженность императора к изобразительному искусству, его покровительство художникам, поэтам, философам. Сам Галлиен был незаурядным поэтом. Когда он женил своих племянников, все сто приглашенных греческих и римских поэтов читали в течение многих дней эпиталамы, посвященные новобрачным. В заключение праздника Галлиен, держа руки новобрачных, сказал следующие стихи, которые были признаны самыми удачными[65].

ЭПИТАЛАМИЙ

…Радуйтесь, о молодые! равно соревнуйтесь всей силой

Мышц меж собой: да дивятся — ропотам вашим голубки,

Вашим объятиям — плющ, створки раковин — вашим лобзаньям,

Вволю резвитесь! но бдящих лампад не гасите: лампады

Все по ночам следят, ничего наутро не помнят…

Галлиен устраивал спальни из роз, строил укрепления из фруктов, виноградные гроздья сохранял по три года, а в разгар зимы у него к столу подавались свежие дыни. Столы при нем всегда покрывались золотыми скатертями. Пил он только из золотых бокалов «и не признавал стеклянных, говоря, что нет ничего более пошлого». Галлиен следил за своей прической, придавая волосам светло-русую окраску и посыпая их золотым порошком. Император носил пурпурную хламиду с застежками, украшенными драгоценными камнями. Ремни на его обуви были также осыпаны драгоценными камнями.

Особенную фантазию Галлиен проявлял в организации различных шествий и торжеств. Наиболее впечатляющими были торжества по поводу победы над персами в 262 году, вторгшимися в Сирию и Каппадокию. Галлиен отправился на Капитолий, окруженный сенаторами, жрецами и всем сословием всадников. Огромная процессия включала: воинов в белых одеждах и народ; рабов и женщин с восковыми свечами и светильниками; 200 белых быков с золотыми перевязями на рогах и 400 белых овец, блиставших разноцветными шелковыми покрывалами; 10 слонов; 1200 пышно разодетых гладиаторов с прирученными дикими животными, богато украшенными; крытые повозки с актерами и мимами; кулачных бойцов, бившихся между собой «не по-настоящему». На всех улицах стоял шум от игр, криков, рукоплесканий. Сам Галлиен был в украшенной вышивками тоге и тунике, расшитой пальмовыми ветвями. По обе стороны от него несли по 500 золоченых копий, по 100 знамен, «драконов, значки храмов и всех легионов». Шествие замыкали переодетые люди, изображавшие разные племена — готов, сарматов, франков, а также персов, и «в каждой группе было их не меньше двухсот».