Пятницкий - [83]

II конгресс в своем решении подтвердил резолюции XIII партийной конференции и XIII съезда РКП (б), безоговорочно осуждавшие платформу троцкистов.

Принятию такого решения предшествовало одно волнующее событие, оставившее глубокий след в сердцах делегатов конгресса.

18 июня все они собрались на Красной площади, возле Мавзолея Ленина, и возложили венок на гроб Владимира Ильича. Здесь же, на площади, Михаил Иванович Калинин выступил перед ними с докладом «Ленинизм и Коминтерн».

Михаил Иванович сказал: «Товарищи, я думаю, еще задолго до настоящего конгресса каждому из вас было ясно, что первое слово на конгрессе, без сомнения, будет сказано о товарище] Ленине. Это разумелось само собой. Вождь русской революции, вождь большевизма был в то же время и вождем Коммунистического Интернационала. И в этом не было никакой исторической случайности. То, что мы называем «ленинизмом», включает в себя самый последовательный, самый полный, самый действенный интернационализм».

И хотя V конгресс в своих решениях осудил и тенденции правых, и ошибки «ультралевых», так и не понявших исторического значения лозунга «к массам», Пятницкого, как и его товарищей по поездке на Франкфуртский съезд, тревожила позиция руководства КПГ, как бы игравшего двойную игру — на словах одно, а на деле другое.

Можно произносить самые высокие слова о преданности пролетарской революции, о верности ленинским идеям, об исторической роли первого в мире государства рабочих и крестьян и в то же время вести подрывную деятельность против ленинизма, против Коминтерна и даже… против Советского Союза.

Именно так и поступало сектантское руководство КПГ.

Репарационный план для Германии, принятый в 1924 году на Лондонской конференции представителей держав-победительниц, известный как «план Дауэса», временно смягчил наиболее острые противоречия Германии с державами-победительницами. В стране наметился некоторый экономический подъем, сокращение безработицы и повышение жизненного уровня отдельных слоев трудящихся. Это помогло правым социал-демократам увлечь массовые реформистские рабочие организации на путь сотрудничества с буржуазией.

В этой новой для Германии обстановке «ультралевое» руководство КПГ проявляло растерянность, шарахалось из стороны в сторону и пыталось валить все неудачи с больной головы на здоровую, то есть на Коминтерн и Российскую Коммунистическую партию. Оно стало усиленно распространять слухи, что поворот тактической линии КПГ, на котором настаивает Коминтерн, есть следствие затруднительного международного положения Советского Союза. По Кацу, Шолему и К⁰ выходило, что Советское правительство уступает буржуазному нажиму в вопросе Коминтерна и «новая тактика» не более чем жертва, принесенная немецкими коммунистами в интересах самосохранения СССР.

Критикуя позицию Каца, Д. З. Мануильский остроумно заметил: «Но уже появление в наших собственных рядах такого рода оценок роли Коминтерна как товара, который можно заложить в ломбарде на черный день, весьма симптоматично».

«Ультралевые» обвиняли РКП и в капитуляции перед «крестьянской стихией» (замена продразверстки продналогом) и утверждали, что наметившееся сближение между английским профессиональным движением и советскими профессиональными союзами продиктовано интересами Советского правительства, пытающегося упрочить свои позиции в Англии.

Все эти чудовищные обвинения несколько позже нашли, как мы знаем, питательную среду в троцкистско-зиновьевском блоке, чьи установки с пеной у рта защищали «ультралевые» из КПГ, тогда уже отстраненные от руководства и потерявшие влияние в массах.

Но на X съезде Компартии Германии, состоявшемся 12–17 июля 1925 года в Берлине, группка Рут Фишер была еще в руководстве и, естественно, встретила в штыки выступление представителя ИККИ Мануильского, заявившего в своей речи: «Этот год оставляет вашей партии, несмотря на достигнутые положительные успехи, не изжитое еще вполне тяжелое наследство капедистских настроений. Основная задача момента — очистить партию железом, если нужно, от этих настроений. А это значит, что борьба с «ультралевым» уклоном должна быть серьезной, глубокой, подобно той, которую русская партия когда-то вела против своих «левых» ребячеств после поражения революции 1905–1906 годов. Это — борьба, а не маленький эпизод, который через день-другой после партейтага закончится круговой амнистией напроказивших товарищей. Это не пустяковое расхождение, которое забудется быстро и легко. Этот уклон принес партии неисчислимый теоретический и практический вред».

Но только на I общепартийной конференции в Берлине — 30 октября 1925 года — удалось произвести радикальную операцию и удалить с тела партии опасную опухоль. «Ультралевые» были отстранены от руководства, и конференция избрала новый состав Центрального Комитета во главе с Тельманом, Пиком, Ульбрихтом, Геккером, Флориным и другими товарищами, верными идеям Ленина и подлинного пролетарского интернационализма.

Первый год без Владимира Ильича Ленина был трудным и для Исполкома Коминтерна, и для всего международного коммунистического движения.