Пятидесятилетняя женщина - [14]

I went to sleep then, and next day Wyman Holt took me for a long drive.	Потом я заснул. На другой день я отправился с Уайменом Холтом в долгую поездку.
We were to dine with the Greenes at seven and we reached their house on the dot.	Грины ждали нас на ужин к семи часам. Мы прибыли минута в минуту.
Now that I had remembered who Laura was I was filled with an immense curiosity to see her again.	Теперь, когда я вспомнил, кто такая Лаура, мне было до смерти любопытно посмотреть на нее еще раз.
Wyman had exaggerated nothing.	Уаймен не сгустил краски.

The living-room into which we went was the quintessence of commonplace. It was comfortable enough, but there was not a trace of personality in it. It might have been furnished en bloc by a mail-order house.	Гостиная, куда мы проследовали, являла собой квинтэссенцию безликости: довольно удобная комната, однако напрочь лишенная индивидуальности, словно всю обстановку до последней мелочи выписали по каталогу.
It had the bleakness of a government office.	Унылая, как казенное заведение.
I was introduced first to my host Jasper Greene and then to his brother Emery and to his brother's wife Fanny.	Меня познакомили с хозяином дома Джаспером Грином, затем с его братом Эмери и невесткой Фанни.
Jasper Greene was a large, plump man with a moon face and a shock of black, coarse, unkempt hair.	Джаспер Грин был высокий полный мужчина с круглым, как луна, лицом и густой копной нечесаных черных волос.
He wore large cellulose-rimmed spectacles.	Он носил очки в толстой пластмассовой оправе.
I was staggered by his youth. He could not have been much over thirty and was therefore nearly twenty years younger than Laura.	Меня поразило, до чего он молод - немногим более тридцати, стало быть, почти на двадцать лет моложе Лауры.
His brother, Emery, a composer and teacher in a New York school of music, might have been seven or eight and twenty.	Его брату, композитору и преподавателю одной из нью-йоркских музыкальных школ, было лет двадцать семь - двадцать восемь.
His wife, a pretty little thing, was an actress for the moment out of a job.	Жена Эмери, хорошенькая малышка, была актрисой и сидела в то время без работы.
Jasper Greene mixed us some very adequate cocktails but for a trifle too much vermouth, and we sat down to dinner.	Джаспер Грин угостил нас вполне приличным коктейлем, в котором было чуть-чуть многовато вермута, и мы сели ужинать.
The conversation was gay and even boisterous.	Разговор за столом шел веселый, даже шутливый.
Jasper and his brother were loud-voiced and all three of them, Jasper, Emery, and Emery's wife, were loquacious talkers.	У Джаспера и его брата были громкие голоса, и все трое - Джаспер, Эмери и Фанни - болтали наперебой, подначивали друг друга, шутили, смеялись.
They chaffed one another, they joked and laughed; they discussed art, literature, music, and the theatre.	Они обсуждали искусство, литературу, музыку и театр.
Wyman and I joined in when we had a chance, which was not often; Laura did not try to.	Уаймен и я тоже вставляли слово, когда выпадала редкая возможность. Лаура не пыталась принять участие в разговоре.
She sat at the head of the table, serene, with an amused, indulgent smile on her lips as she listened to their scatter-brained nonsense; it was not stupid nonsense, mind you, it was intelligent and modern, but it was nonsense all the same.	Безмятежная, она сидела во главе стола с довольной снисходительной улыбкой и внимала их легкомысленной чепухе. Чепухе вовсе не глупой, напротив, умной и самой что ни на есть современной, но все-таки чепухе.
There was something maternal in her attitude, and I was reminded oddly of a sleek dachshund lying quietly in the sun while she looks lazily, and yet watchfully, at her litter of puppies romping round her.	В ее манере чувствовалось нечто материнское, и я почему-то подумал о большой холеной таксе, как она лежит, развалившись, на солнышке и лениво, однако бдительно приглядывает за своими щенками, что возятся и играют рядом.

I wondered whether it crossed her mind that all this chatter about art didn't amount to much when compared with those incidents of blood and passion that she remembered.	Меня занимала мысль о том, приходит ли ей в голову, что вся эта болтовня про искусство -сущие пустяки по сравнению с исполненной крови и страсти историей, которая у нее на памяти.
But did she remember?	А вдруг она не помнит?
It had all happened a long time ago and perhaps it seemed no more than a bad dream.	Все давно отошло в прошлое и, возможно, представляется ей теперь всего лишь страшным сном.
Perhaps those commonplace surroundings were part of her deliberate effort to forget, and to be among these young people was restful to her spirit.	Вероятно, она для того и выбрала эту заурядную обстановку, чтобы забыть, а в обществе молодежи отдыхает душой.
Perhaps Jasper's clever stupidity was a comfort.	Вероятно, умные глупости Джаспера ее успокаивают.
After that searing tragedy it might be that she wanted nothing but the security of the humdrum.	Быть может, после той страшной трагедии она хотела единственного - надежно укрыться в однообразии.