Пять фараонов двадцатого века - [117]

Иногда террор преследовал главным образом цель наживы. Римские императоры Калигула, Нерон, Домициан сделали конфискации имущества казнённых постоянной статьёй дохода. Французский король Филипп Четвёртый хорошо нажился на разгроме рыцарского ордена Тамплиеров (1307–1312), проходившем, как положено, с публичными судами, признаниями обвинямых, полученными в результате немыслимых пыток, сожжениями. Казна Ивана Грозного очень скоро опустела бы, если бы он отказался от казней бояр, от военно-грабительских походов на собственные города Новгород и Псков, от выбивания батогами из собственных воевод тех денег, которые те награбили во время воеводства в провинции (16-й век).

Убийства и изгнания политических противников были широко использованы римским диктатором Суллой, английским королём Генрихом Восьмым и его дочерью Марией Кровавой (16-й век), французскими якобинцами (1792–1794).

Но в веке 20-ом произошло много такого, что могло бы изумить мудреца Экклезиаста и заставить его признать, что нечто новое иногда случается на свете.

Сначала великие физики вгляделись в нижние слои мира материального и сумели обнаружить там огромные запасы энергии, которые, при умелом манипулировании, можно превратить в термоядерное оружие.

В те же годы великие властолюбцы вгляделись в нижние слои мира духовного и обнаружили там в микрочастицах отдельных душ заряды дремлющей братоубийственной вражды, оседлав которую можно прорваться на вершину абсолютной власти. Но чтобы разжечь мощный пожар вражды, нужно запастись хорошей растопкой. Такой растопкой оказалась особая порода дальнозорких, которой подошло бы название «спасители человечества». Их образы кочевали уже в художественной литературе 19-го века, чаще всего в обличье революционно настроенных молодых людей.

Выше, в Комментарии № 3, уже шла речь о том, что бороться со злом, с несправедливостью, за истину, добро, свободу — занятие необычайно увлекательное! И какой престиж и славу они приносят смелым борцам! Зло и несправедливость коварны, они окружают себя прочными крепостными стенами, одолеть их нелегко. И неизбежно возникает вопрос: какие человеческие жертвы можно принести на алтарь священной борьбы?

В литературе герой Достоевского на протяжении всего романа мучается вопросом: можно ли зарубить старуху-процентщицу ради победы добра? У Стендаля Жюльен Сорель демонстрирует приверженность простой арифметике: «я готов погубить троих ради спасения четверых». Но в реальной жизни ни Желябов, ни Каляев, ни Гаврила Принцип, ни Рамон Меркадер, ни тысячи их соумышленников и сообщников не сомневались в правомочности творимых ими кровопролитий.

Пятеро наших героев с юности вступили в ряды смелых революционеров, преодолевали опасности, рисковали своими жизнями. И конечно, они мечтали об успехе своего дела. Кризисный момент в их жизненном пути мог наступить тогда, когда победа над понятными врагами была достигнута, а счастье человечества оставалось таким же далёким и недостижимым. Что им оставалось? Все пятеро начали сочинять себе врагов, лишь бы не лишаться своего любимого занятия.

У крупных деспотов есть свои радости и удовольствия, которые простым людям неизвестны. Про императора Нерона, уже обожествлённого, в Древнем Риме рассказывали такую историю. Однажды он ужинал в узком кругу приближённых, и вдруг на него напал неудержимый приступ смеха. Сотрапезники спросили, что стало причиной веселья небожителя.

— Ох, боюсь, вы меня не поймёте, — ответил Нерон, вытирая слёзы из глаз. — Боюсь, вы не сумеете оценить юмор происходящего.

Придворные настаивали, и тогда владыка сознался:

— Я вдруг представил, что каждому из вас в любой момент могу отрубить голову.

И вновь залился звонким смехом.

Не напоминает ли это нам радость Сталина, слушающего рассказы палачей о казни Зиновьева и Бухарина? Приветливость Мао в последней беседе с Лю Шаоци? Игру в отзывчивость Фиделя Кастро и его лживое обещание матери Сори Марина не казнить её сына?

Максималист Нерон мечтал о том, чтобы у римского народа была одна голова и чтобы её можно было отрубить одним ударом. Но, похоже, другие тираны получают особое удовольствие от отрубания не всех голов, а лишь торчащих над средним уровнем. Этим головам остаётся в предсмертные минуты только горько сожалеть, вспоминая, сколько усилий они приложили, помогая фараону разжигать пожар вражды. И ради чего? Ради спасения человечества? А сколько голов они поотрубали сами на долгом пути?

Пять фараонов оставили за собой такой широкий кровавый след, что нам трудно разглядеть за ним какие-то их человеческие черты. Но представляется многозначительным тот факт, что все пятеро были, как и Нерон, причастны к тем или другим видам художественного творчества. Гитлер и Сталин уже в детстве пели в церковном хоре, потом один всерьёз занимался живописью и архитектурой, другой писал стихи. Мао Цзедун оставался предан поэзии до конца жизни, даже его «Красный цитатник» сочинён поэтом. В ораторском искусстве Муссолини, Гитлер и Кастро достигли таких профессиональных высот, что им могли бы позавидовать афинские софисты и римские риторы.