Пузыри славы - [79]

Шрифт
Интервал

Факай не то что некоторые, долго болеть не любил. Через день вышел на работу и, к ужасу своему, обнаружил, что операция с пересортицей блестяще провалилась, вызвав к тому же и невероятный переполох. Владельцы новых мебельных гарнитуров, так называемого «экстра-класса», завопили:

— Грабеж среди бела дня! Ваша хваленая «экстра-классная» мебель даже на растопку печи не годится!

Нужные люди, точно сговорившись, потребовали обратно деньги, к тому же аннулировали все внеплановые наряды промкомбинату…

Ибрахан на этом месте прервал Факая и дал волю справедливому гневу:

— Почему вы с Булатом скрыли от меня авантюру с мебелью?

— Почему скрыли? — простодушно переспросил Факай. — Вы лежали в больнице. Не хотелось вас огорчать, думали, все обойдется. Да вы, Ибрахан Сираевич, не расстраивайтесь. Одной неприятностью меньше, одной — больше, нервов не хватит… Главное — здоровье!.. Разве не так?

— Ты меня не убаюкивай, я не ребенок! Но при чем тут Гиззельбанат?

— Я все объясню, наберитесь только терпения…

И Факай продолжал свою трагикомическую исповедь. В жизни всякое бывает. Но то, что случается с Факаем, всегда из ряда вон выходящее…

Булат и Факай бросились к нужным людям, разъяснили, какое прискорбное произошло недоразумение, упросили пока не принимать никаких мер, обещав в два, максимум в три дня исправить допущенную ошибку.

Легко обещать, а когда ткнулись к тем, кто приобрел мебель, не для них предназначенную, те ни в какую:

— Мы мебелью довольны… Лучшей и не хотим. Так что напрасно морочите нам голову.

Одной из покупательниц «экстра-классного» гарнитура оказалась Гиззельбанат.

Навестить ее и уговорить вернуть гарнитур выпало Факаю. Булат честно признался, что боится попасть под воздействие чар этой «одинокой ведьмы».

И Факай бесстрашно ринулся в логово колдуньи. Он сознавал весь риск. Но другого выхода не было. Булат с Факаем решили вернуть хотя бы один гарнитур и срочно отдать его Салахи Салахиевичу, который тоже стал жертвой «пересортицы».

Тут Ибрахан снова не выдержал и со стоном прервал исповедь Факая:

— Позор на мою голову! Как я в глаза посмотрю этому почтенному и уважаемому человеку? Почему я не умер, когда родился?!

Факай использовал случайную паузу для передышки, а затем продолжал.

Сколько ни уверял и ни доказывал Факай, что Гиззельбанат достался гарнитур второго сорта, что ей заменят его на первый сорт, она наотрез отказалась от какого бы то ни было обмена.

— А для меня и второсортный гарнитур хорош!.. — С этими словами выставила на стол бутыль самогону. — Давай лучше угощу! Выпьем за тех, кто делает хорошую мебель!

Что было дальше, — хоть убейте! — Факай не помнит.

Проснулся Факай, когда солнце стояло высоко в зените, проснулся с тяжелой, хмельной головой и долго не мог сообразить, каким образом и, собственно, зачем попал сюда.

Вскоре окончательно пришел в себя, но уйти домой при всем желании не мог: дверь была заперта, ключ хозяйка девала неизвестно куда. А Факай очень торопился. Прежде всего к любимой жене. Впервые за тридцать лет счастливой, безоблачной супружеской жизни он не ночевал дома. Это невероятное обстоятельство кого угодно ввергло бы в панику, тем более его боевую, ревнивую подругу, человека мнительного, тонкую, чувствительную натуру. И, кроме того, само собой разумеется, он рвался в комбинат. Ибрахан Сираевич ведь не станет отрицать того, что не припомнит случая, когда бы Факай совершил прогул или опоздал на работу.

Ключа от дверей нигде не было. Факай фактически подвергся, без санкции прокурора, домашнему аресту. Хоть бы у себя дома, а то у «одинокой женщины», которая пускала в ход все средства, дабы совратить высоконравственного Факая, в частности выставила на стол какую-то омерзительную жидкость и буквально силой заставила его выпить стакан.

Вот тут-то он не выдержал, и между ними возникла перепалка. Не исключено, что сгоряча, сам того не сознавая, он ударил коварную соблазнительницу. Это, однако, не остудило ее пыл, тогда он и выбил стекла в окне и выскочил на улицу, спасая себя, спасая свою незапятнанную честь гражданина, мужа и передового работника промкомбината.

Булат явился перед грозные очи начальства с поникшей головой. Он вошел в кабинет, как входят в зал суда преступники, отлично сознающие, что их ожидает…

— Заходи, заходи, зятек! Ну и обрадовал ты меня! Очередной сюрприз приготовил. За моей спиной вытворяешь черт знает что, а расхлебывать приходится мне… Посмотри мне в глаза и скажи, как будем выходить из этого дурацкого положения.

Булату стыдно было поднять голову и посмотреть в глаза тестю и директору. Ничего хорошего это не сулило… Булат молчал…

— Ты подумай пока над моим вопросом. Сейчас подойдет твой напарник и верный союзник Факай… О его проделках у Гиззельбанат ты, наверно, уже прослышал… Ко всем радостям нам не хватало только такого скандала…

Тут подошел Факай.

— Кворум у нас налицо, можем начинать, — мрачно сострил Ибрахан, которому было далеко не до шуток. — Слово имеет Булат Арсланович… Подготовиться Факайетдину Фасхутдиновичу… Отвечайте коротко и внятно, как выбраться из трясины…

Булат продолжал сидеть, не поднимая головы (он все еще избегал встречи с глазами Ибрахана), нервно теребил правый бакенбард, как будто, подобно библейскому Самсону, в волосах обретал силу.


Рекомендуем почитать
Волшебный фонарь

Открывающая книгу Бориса Ямпольского повесть «Карусель» — романтическая история первой любви, окрашенной юношеской нежностью и верностью, исполненной высоких порывов. Это своеобразная исповедь молодого человека нашего времени, взволнованный лирический монолог.Рассказы и миниатюры, вошедшие в книгу, делятся на несколько циклов. По одному из них — «Волшебный фонарь» — и названа эта книга. Здесь и лирические новеллы, и написанные с добрым юмором рассказы о детях, и жанровые зарисовки, и своеобразные рассказы о природе, и юморески, и рассказы о животных.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.