Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - [44]

. При этом члены религиозных объединений «рассматривают себя в качестве избранных, святых и спасенных – то есть их избранность, их неравенство вовне является особенно прочным основанием для равенства внутри сообщества». Поэтому Шмитт подчеркивает значимость для возникновения современной демократии английских сектантов при Кромвеле и в качестве протагонистов идеи современной непосредственной демократии называет движение левеллеров: 28 октября 1647 года эти радикальные протестанты представили парламенту соглашение (The Agreement of the People), не имевшее практических последствий, поскольку Кромвель силой подавил это движение, но крайне характерное в интересующем нас смысле. Так, в нем выдвигались требования, хорошо известные нам сегодня по большинству современных конституций: зависимость парламента от народа, пропорциональное распределение избирательных мест; правом по рождению (native rights) в нем объявлялись: свобода совести, освобождение от принудительной военной службы, устранение привилегий, равенство перед законом, безопасность и благо народа в качестве основоположений для законодательства. Подобные принципы предполагалось установить в качестве «фундаментальных положений» и распространить среди народа для утверждения. Причем, по мнению вождя этих левеллеров Джона Лильберна (Legal fundamental Liberties of the people of England, 1949), эти «основоположения» справедливого правительства должны были получать одобрения народа в каждом графстве! Однако подобные требования равенства, религиозной свободы и одобрения законов со стороны народа распространялись лишь на собственных собратьев по вере. Таким образом, никто из этих сектантов не помышлял о том, чтобы предоставить их также католикам или тем более атеистам: Лильберн прямо говорит о том, что иметь избирательные права могут лишь благонравные, the well-affected people, способные одобрить эти основоположения. Как убедительно показывает Шмитт, «здесь речь идет не о всеобщем равенстве людей, а лишь о равенстве сторонников определенных религиозных убеждений, которые боролись против общих врагов – папизма, англиканства и государственной церкви»[121].

В качестве второго примера, тесно связанного с первым, Шмитт упоминает американские колонии, в которых эмигрировавшие туда сектанты или пуритане основывали новые общины, и в них свобода совести также распространялась лишь на их собратьев по вере. Так, законами пуританского Массачусетса устанавливалось, что все обязаны участвовать в публичных богослужениях; тот, кто не являлся членом религиозной общины, не рассматривался в качестве freeman; исключенный из общины наказывался тюремным заключением и изгонялся и т. д. Социологически значимым здесь является то, что совместно разделяемые убеждения (в виде интенсивного религиозного чувства) становятся квалифицирующим основанием для признания в качестве члена нового сообщества, члены которого рассматриваются как равные. При этом Шмитт подчеркивает: «субстанция этого демократического равенства, основанного на общности подлинной религиозной веры», не имеет ничего общего с представлением о принципиальном равенстве всех людей[122].

Все это нужно иметь в виду при обращении к локковским текстам о толерантности – прежде всего к «Опыту о веротерпимости»[123], написанному в конкретном историческом контексте Реставрации Стюартов в 1667 году, то есть в период религиозных гонений со стороны правительства Карла II в отношении диссидентов или диссентеров, что являлось прямым нарушением его Бредской декларации. В ней тот обещал свободу религии, допускающую религиозное инакомыслие в той степени, в какой оно не угрожает общественному порядку в королевстве[124].

Итак, исходя из конкретной религиозно-политической ситуации эпохи Реставрации, Джон Локк артикулирует базовые для модерна принципы терпимости, которые, будучи апробированными в особо чувствительной религиозной сфере, сохраняли релевантность и для других сфер жизни. Концептуализируя сложившиеся практики взаимодействия господствующей церкви и королевской власти с радикальными протестантскими сектами, а также с католиками, он формулирует рабочую схему, в которой убеждения и мнения подданных дифференцируются с точки зрения их политического и субверсивного потенциала: отношение к ним различается в зависимости от их лояльности к существующему политическому порядку.

Во-первых, Локком выделяется сфера чисто спекулятивных мнений о трансцендентном, не затрагивающих интересы государства и общества и тем самым не представляющих угроз гражданскому миру и благополучию граждан, понимаемых как единственно возможное обоснование существования политической власти. Лишь эта, политически нерелевантная область теологических спекуляций, по Локку, выводится из-под контроля ответственного правителя, прагматично рефлексирующего пределы своих полномочий. Здесь все более или менее понятно – сама специфика предмета спекуляций, то есть спасение души и пути к вечной жизни, не позволяет правителю считаться более квалифицированным в этих вопросах, или религиозно-музыкальным, как сказал бы Макс Вебер. Философ конкретно упоминает такие чисто спекулятивные мнения, как «вера в Троицу, чистилище, перевоплощение, антиподы, царствие Христово на земле и т. д.», которые «никоим образом не могут нарушить мир государства или доставить неудобство моему ближнему и потому не входят в ведение правителя»