Пути и перепутья - [8]

Как песня ее, староват…

Заключил он с Олегом, строчившим в ту пору стихи, уговор: сложить о городе песню. Но дальше этих двух строк ребята не двинулись, не успели. Да и, по совести говоря, не тот взят был запев — не сродни нашему городу, если вообще возможно воспеть сшибку вагонов на станции, автогенные всполохи над цехами, слоновье буханье молотов, те острые запашки перегорелого угля, машинного масла и металла, что разносят в часы пересменок рабочие по всем городским закоулкам.

Мелькнула фабрика-кухня — аляповатое сооружение тридцатых годов. За шлагбаумом, опущенным для пропуска поезда, вмиг натекла толпа от завода и к заводу спешащих людей. Я не узнал никого, но, глядя в мозаику из множества лиц, будто сразу приобщился к заботам рабочего люда.

— Все! — Генерал зашел за портфелем и исчез, не простясь.

Поезд замер. Я покидал его с неохотой, как укрытие во время дождя или привычный окоп. И от вагона не сразу отошел: показалось, что кто-то из толпы на перроне наблюдает за мной.

— И ты здесь, Ковригин? Нюхом чуешь, что нужен?

Бас генерала, уже не глухой и усталый, а властный, задиристый, пророкотал над гулом толпы и, как напоказ, выставил передо мной коренастого крепыша в полувоенном кителе, вздернутом на изрядно вспухшем животике: Федор Ковригин первым из рабочих нашей улицы получил какое-то техническое образование, гордился этим и, сколько я себя помнил, ходил на заводе в начальниках.

— Почуешь, коли такие новости, — угрюмо буркнул Ковригин. — Замминистра по нашу душу едет?

И все же наблюдал за мной не Ковригин. Я засек тот мгновенно ускользнувший взгляд, от которого замешкался у вагона, хотя знал, что Хаперский давно на гражданке и даже готовился к неминуемой встрече с ним — но не с таким!

В свите пожилых, по-заводскому одетых людей Аркадий, отлично сложенный блондин, выделялся не только юным цветущим лицом с девически нежным разливом крови, не только щегольской курткой поверх белоснежной сорочки с галстуком, но и подчеркнуто небрежной, независимой позой, которая, впрочем, сразу исчезла, как только генерал обратился к нему:

— А ты зачем здесь, жених?

— Так за Ковригиным! Как нитка за иголкой! — весело воскликнул Аркадий, но вмиг посерьезнел. — Ведь за наш цех взяться хотят?

— За ваш… — Генерал окинул Аркадия тяжеловатым взглядом с ног до головы, словно еще хотел что-то добавить, и вдруг повернулся к свите: — Что ж? По коням!

Мне стало легче. Аркадий двинулся за всеми, но сделал лишь два-три шага, а потом резко повернулся ко мне.

— Вася! Философ! С приездом! — выпалил он, остановившись, и такой однотонной скороговоркой, будто мы с ним расстались только вчера. — Прости, не поздоровался сразу: генерал все же, да еще и тесть… Ты за Олегом? Ему на подмогу? Смотри не ошибись! Как бы он шею себе не свернул, рискованно начинает.

— Аркадий! — Вспыхнув от мысли о взаимном подглядывании или от этих вестей об Олеге, я протянул руку. — Так ты женат?

— Пока нет, — так же быстро ответил он, увлекая меня за начальством, — но все может быть, его дочка хоть завтра готова в загс. Да я тяну, мечусь, не знаю, как лучше… В аспирантуру зовут, и завод бросить жалко — я у Ковригина в замах, крупнейший цех. А тут вдруг Москва на горизонте возникла… Генерала берут в министерство, а он дочь от себя ни на шаг…

— Не берут! Отказался! — Я все тщился слить воедино двух Хаперских, разделенных войной, и следил за Аркадием неотрывно. — Он сам мне сказал, в одном купе ехали.

— Ах так! — Аркадий будто споткнулся, но тут же наддал шагу. — Другой табак! — И вдруг он сжал мои плечи, притиснул к себе. — Но, чертушка! Выходит, я тебе рад? А иначе с чего бы стал перед тобой так раскрываться? Значит, ты прежний — да?

— Не знаю, не думал…

— «Не знаю»? Прежний, прежний! — засмеялся Аркадий. — М-да! А вот Олег, он… Ты не знаешь, почему он меня избегает? Был у нас в цехе, а ко мне ни ногой — зря! Вернется он из Москвы, передай — жду и могу ему пригодиться.

Аркадий говорил так, будто я все знал об Олеге за те два месяца, что минули с его демобилизации, а он мне после письма со стихами строчки не написал, молчала и Зойка. Но не Хаперского же расспрашивать об Олеге?! И я даже с облегчением услышал, как окликнул его генерал:

— Аркадий, ты с нами?

— Да! Извините! — забыв обо мне, Хаперский рванулся к ЗИСу.

Длинный, черным лаком отблескивающий лимузин казался выше разномастных строений, с годами накопленных вокруг булыжной вокзальной площади. Им подошла бы извозчичья пролетка или наш довоенный автобусик, по-поросячьи нырявший туповатым рылом в колдобинах мостовой. И шофер, с молодцеватой улыбкой застывший у открытой для генерала дверцы, не в лад был с пестрой толпой, снующей у разного рода ларьков и лавчонок.

А генерал замешкался перед дверцей, снял фуражку, посмотрел в ее донце, и вдруг его усталые глаза поднялись на меня:

— Протасов! Ты с Хаперским, вижу, знаком. Загляни к нам домой на часок! Прошу…

— Заглянет! Я приведу! — Хаперский, уже сунувший в машину голову, выпрямился. — Мы одноклассники.

— Зайди, — повторил генерал. — Жене расскажешь про это… Ну… сколько в холодных морях человек плавает…