Пути и перепутья - [69]

Олег свободно, как свой, захаживал теперь в любые, даже старшие классы, — вероятно, собирал заметки. По школе он уже не ходил в одиночку, а только окруженный ребятами. Он стал нужен сразу многим, совсем незнакомым раньше школьникам, даже учителям.

Все чаще озарялось улыбкой его смуглое скуластое лицо. В глазах с зеленцой что-то зажглось изнутри, в говоре заиграла смешинка. Да и голос стал полным, гибким. Казалось, Олег и сам уже не знал, как справиться со своей неуемной натурой. Словом, привычный для меня Олег исчез.

Но однажды он заглянул ко мне прежним, в знакомой задумчивости. Улыбнулся застенчиво — будто извинился.

— Пойдем к нам дрова попилим? А потом ваши. Можно и наоборот. А?

— У нас напилены.

— И шахматы захвати. Идет?

Когда мы покончили с дровами, Олег выложил передо мной две библиотечные книги.

— Перельман. «Занимательная астрономия» и «Занимательная физика».

Он знал, чем меня приманить. Если корпеть над задачей, переварить трудную книгу — все равно о чем: о тайнах Вселенной, геологии, радио или о загадках истории — меня и хлебом не корми. В терпении и усидчивости я бы и Олега положил на лопатки. Только бы над душой не стояли.

Словом, Олег подстроился под меня, чтобы снова гнуть свою линию. На первом же классном собрании, где выбирали шефа над заводским детским садом, он выкрикнул:

— Протасова! У него нет нагрузок!

Заикаясь, путаясь в местоимениях от «того» до «этого», я взмок в попытке доказать, что и я не я и что с людьми у меня весьма отдаленное сходство. Класс под мой лепет покатывался со смеху. Но самоотвод все-таки приняли.

— Отвертелся? — злорадно прошептал Олег, не дав мне опомниться. — А был бы комсомольцем — шиш! Для того, брат, и комсомол, чтоб в любой момент было на кого положиться, чтобы легче душить в себе обывателя, раба своих слабостей и инстинктов. Что скажешь?

Чем я мог ответить на эту «лекцию?» Олег взвесил заранее каждое слово. Разговор был исчерпан, и Пролеткин не начинал его вновь, но зато взял за правило при каждом удобном случае куда-нибудь меня выдвигать, чтобы я ужом извивался, отнекиваясь. Его же в конце концов и одернули: «Хватит с Протасовым комедию ломать, без толку!» Но спокойного житья как не бывало. Слишком привязался я к Олегу. И оказалось, не я один.

Нас отправили в совхоз — убирать картофель. Все на «ура» восприняли эту поездку, тем паче — в учебный день. Всю дорогу в открытом кузове скрипучего грузовика так веселились, что и Елагина перебралась из кабины «на ветерок».

В совхозе нам выделили два участка.

— Разделимся так… — предложила Елизавета Александровна. — Половина с Хаперским, половина с Пролеткиным.

И тут произошло то, чего мне не забыть. Все, поголовно все поспешили к Олегу! Аркадий столбом поторчал в сторонке, а едва возник тихий смешок, по-птичьи вытянул шею, побледнел и стремглав зашагал в поле.

Олег оторопело поглядел в его сторону, потом на ребят и, сдернув с головы кепчонку, швырнул ее оземь:

— Да что ж это творится? Кто из нас полоумный? Не выдвигайте меня никуда, Елизавета Александровна! Не выдвигайте!

Услышав крик Олега, Аркадий остановился, поковырялся в земле и вернулся к нам с лицом белее прежнего, но с вымученной улыбкой.

— Напрасно кипятишься, Олег, — сказал на вид вполне хладнокровно. — Мне показалось гнездо там… Птица взлетела…

Стороны уравновесились. Молния, блеснувшая между Олегом и Аркадием, вроде бы никого не задела. Но вслед за молнией следует гром — он нас и пугает. Я ждал его, даже желал, дабы измерить силу разноименных зарядов, понять Олега с Хаперским и еще что-то очень важное, но я не знал тогда, что у людей далеко не все так, как в простодушной природе, и гром иногда звучит спустя долгие годы, когда про саму молнию давно забыли.

2

В комсомол я вступил позже всех, когда из-за желания не бросаться в глаза стал бельмом для класса — как упрямая «несоюзная единица». И допек меня не Олег, а Зажигин. Догнав нас однажды на пути в школу, Николай по-мушкетерски махнул шапкой и расшаркался:

— Привет, ваше степенство, разгильдяй первой гильдии бьет челом.

— Привет, привет! — Олег прищурился, даже убавил шаг.

— О чем вчера митинговали? Секрет?

— Тебя касается: решили прекратить курение в школе.

Зажигин поотстал. Но на первой же перемене вынул пачку «Беломора» и, метнув на Олега разбойный взгляд, схватил себя за шиворот:

— Пошли, разгильдяй, покурим!

На него сразу уставился весь класс, но вмешался только Олег.

— Ты не пойдешь курить, Зажигин!

— Я не пойду? — Николай только того и ждал. — Почему же, ваше степенство?

— Я тебя по-хорошему предупредил. Собрание решило.

— Ах, решило! Деточка, мне тебя жаль. Решение — что? Покойник! Выносят — волнуются, вынесли — забыли.

Олег смотрел уже не на Зажигина — на класс. Он ждал поддержки. Но все лишь зашуршали книгами, закопошились в портфелях. Тогда Олег, в два прыжка опередив Зажигина, закрыл собой дверь:

— Отдай папиросы!

— Ха! Чего захотел! Ты за них платил?

— Отдай! После уроков верну.

— А не отдам? Пойдешь жаловаться? Драться будешь?

Олег усмехнулся: он раскусил нехитрый маневр Зажигина.

— Нет уж! Это ты, хочешь — брызгай слюной, маши кулаками или директрису зови. А я тебя ни за что не выпущу!