Пути Господни - [4]

Раздувшиеся шары румяных щек подпирали глаза Лунь У, отчего казалось, что он постоянно щурится, взирая на мир знатоком тайн, открытых избранным.

Олег развернулся и, припадая на правую ногу, зашагал по коридору, - тесемка недавно взятых сандалий растерла ее до кровавой мозоли.

Галдя и переругиваясь, курчатами за квочкой, блок захромал за старостой.

На Майдане – с некоторых пор, это огромное, как самомнение Хейли, помещение именовали Майданом – на Майдане было людно и толкотно.

Переругивались женщины соседних секторов, выуживая измаранное белье, чинно приветствовали друг друга мужчины. Поцелуи перемежались с кривыми ухмылками и рукопожатиями.

- О-о-о, брат Харлампов, как ваши детки? Как старший Майка? На днях имел удовольствие видеть его. Очень, очень бойкий мальчик.

- Благодарю, брат Бенаторе, - широкая, как лопата, рука Харлампова – члена цеха аграриев – с нежностью огладила воздух на уровне пояса, взъерошила непокорные вихры отсутствующих кудрей.

Бенаторе – тоже аграрий, в отличие от Харлампова, занимающийся садами, улыбаясь, смотрел на воздух, ласкаемый отеческой дланью.

- Он с приятелями забрался в наш сад, в малинник, как вы знаете, доверенный мне на недавнем собрании цеха.

Рука остановилась, пальцы слегка напряглись, словно сжимая непослушную головку.

- Сторож – Афанасий Щур, вы помните старика Щура, пан Харлампов? Вы не можете не помнить его, он отец нашего общего друга уважаемого пана Петро Щура. Так вот, пан Щур старший – хвала Учителю – вовремя заметил их, как раз, когда сорванцы подбирались к селекционному участку с Magna Rosae – новым сортом малины с отменно большими и сладкими, как сироп с сахарных плантаций брата Карлоса, ягодами. Заходите как-нибудь, пан Харлампов и супругу свою – неувядающую Надежду захватите, я дам вам попробовать одну.

- Благодарю, брат Бенаторе, как-нибудь непременно, - пальцы сжались сильнее, если бы воздух имел плотность и форму – форму головы ребенка восьми лет, он непременно бы затрещал.

- Не обижайтесь, брат Харлампов, но если раз, один лишь раз, я еще поймаю вашего прекрасного мальчика у себя в питомнике, при всем уважении, пан Харлампов, мы разводим не только малину, мы разводим крыжовник – сладкий с кислинкой крыжовник с пузатыми, как маленькие арбузы, ягодами. Эти ягоды созревают на длинных побегах, усыпанных премилыми зелеными листочками, между которыми, капризом мудрой природы, растут длинные, острые, как язык старой Яськи Щур шипы. До недавнего времени, я считал их помехой, рудиментом, ненужным придатком, мешающим в полной мере насладиться вкусом почти райских ягод. Но, клянусь, брат Харлампов, и звезды тому свидетели, если раз, еще раз – надежда родителей – Майкл Харлампов с приятелями или без попадется на моем участке, я таки найду применение этим побегам. Мы поняли друг друга, брат Харлампов?

- Мы поняли, брат Бенаторе.

Бенаторе услужливо поклонился.

- Привет Наде, - и важно удалился, сопровождаемый выводком таких же, как он – мордатых, круглотелых, приплюснутых тяжестью животов и ягодными заботами, отпрысков.

Дети шумно здоровались, лишь для того, чтобы тут же завести не менее шумные игры.

Старшины цехов – патриархи, на которых Учитель – вечная память ему – оставил Ковчег, сдержанно приветствовали друг друга.

- Мир вам, брат, - согнулся в поклоне длинный, словно палка с ушами Александр Сонаролла – глава цеха текстильщиков.

- Вам того же, - показал лысеющий затылок маленький и крепкий, как гном Ю-чу – руководитель химиков.

И разряд, словно полузабытая молния проскочил между парами глаз.

Олег вел свой выводок мимо столов аграриев с загрубевшими от ярких софитов лицами; мимо животноводов – неистребимый запах естественных удобрений витал над множественными головами; мимо сгорбленных представителей цеха гуманитариев, куда, помимо летописцев и архивариусов, входили также воспитатели и художники; мимо вечно шумных портных; химиков, коих также безошибочно определяли по запаху – помимо утилизации и переработки отходов, они производили медикаменты, пищевые добавки и прочие вещи, точнее, соединения без которых равномерное течение жизни Ковчега было бы безвозвратно нарушено.

За химиками сидели тесно связанные с ними полимерщики. Изделия из пластмасс – от мебели до ремней на сандалиях – продукт труда их цеха.

И, наконец, за пластмасниками – родные металлурги, во главе с бессменным Арием Стаховым – широкоплечим, как борец, с выдубленным огнем печей, будто высеченным из камня лицом. Один глаз он потерял еще на Земле – то ли искра металла, то ли пьяная драка, впрочем, драки бывают и трезвые. Пустую глазницу закрывало полуопущенное веко, зато второй сиял, ярче открытой топки.

Рокот приветствия, утренней сиреной, понесся навстречу. Десятки рук: похлопывающих, пожимающих, пощупывающих потянулось к новоприбывшим.

Каменное лицо треснуло щелью улыбки.

Арий указал на скамью, рядом с собой.

Не забывая приветствовать коллег, Олег протиснулся к начальству.

***

"Считаю своим долгом донести до сведения Высокого Трибунала, что мой сосед Рустам Кекуле – цех пластмасников – еретик, так как неоднократно мной замечен в хождении по ночам и мешании процессу спания мне – истинному сыну Матери Церкви. На мои осторожные расспросы, Рустам Кекуле ответил, что у него болезнь – лунатизм, чем с головой выдал себя. Как известно, Луны давно нет, следовательно – болезни такой быть не может".