Пути-дороги - [27]

Когда мы проходили через небольшую лесную поляну, на нас совершенно неожиданно выскочил всадник, вооруженный автоматом. Встреча была настолько внезапной, что всадник едва успел остановить лошадь. Натягивая одной рукой поводья, он схватился другой за автомат, висевший у него на шее, и окинул нас внимательным взглядом. Но, очевидно, мы выглядели не очень угрожающе, поэтому он, даже не повернув в нашу сторону автомат, крикнул кому-то:

— Иван, идите сюда!

В следующую минуту на поляну выехали еще четыре или пять всадников. Окружив нашу группу, они с интересом разглядывали нас.

— Оружие есть? — прозвучал первый вопрос.

Мы отрицательно покачали головами.

Один из них соскочил с лошади и обыскал всех нас, не спрятал ли кто оружия. Между тем на поляне появилось несколько советских пехотинцев под командованием молодого, симпатичного лейтенанта небольшого роста. Лейтенант был одет в летнюю форму: гимнастерка, на голове — пилотка. На его спокойном лице отражалось любопытство. И вся его по-военному подтянутая фигура выражала свойственные молодости самоуверенность и оптимизм. Пилотка его была так лихо сдвинута набекрень, что я невольно подумал: на чем же она держится?

— Говорит кто-нибудь по-русски? — спросил он.

Мы снова отрицательно покачали головами.

— А по-немецки или по-французски?

Я поднял руку. По-немецки я говорил довольно бегло. Он сразу же вывел меня из строя и попросил перевести его слова. Потом он сказал, что мы попали в плен и согласно конвенции будем отправлены в лагерь для военнопленных.

— Соблюдайте порядок и дисциплину, — продолжал лейтенант, — не пытайтесь бежать, и тогда вам никто никаких неприятностей не причинит.

Я перевел слова русского своей группе. Тогда лейтенант взглянул на меня и спросил:

— Офицер?

— Нет! — энергично запротестовал я. Лейтенант укоризненно покачал головой, очевидно не веря мне, и показал на мои сапоги и длинные волосы. Вот когда я пожалел, что не позволил Гезе Папаи слегка укоротить мои волосы.

— Ты — офицер, — повторил он, на этот раз уже утвердительным тоном.

Я опять запротестовал и даже немного разозлил его этим, но все же он перестал допытываться. А потом спросил, есть ли среди нас офицеры.

Лейтенант Хорват и кадет-фельдфебель, наверное, чувствовали себя в тот момент не особенно хорошо, но мы молчали.

А русские солдаты, которые, между прочим, были все молодыми, тем временем с любопытством рассматривали нас. Судя по всему, они не часто видели венгров. С нами они были очень приветливыми, больше того, наперебой угощали нас сигаретами. Кроме русских папирос и махорки у них были и немецкие, и даже венгерские сигареты. Все мы, даже те, кто никогда в жизни не курил, сейчас начали дымить.

Лейтенант предложил нам посидеть перед дорогой. Он спросил, кем я был на гражданке, и рассказал, что сам был студентом четвертого курса института на филологическом факультете, изучал язык и литературу, а как только началась война, добровольно ушел на фронт.

— Учебу продолжу после войны, — сказал он с твердой уверенностью.

После перекура мы отправились в путь. Лейтенант шел впереди колонны, держа в руке револьвер системы «наган», желая, видимо, показать этим, что он ведет все-таки военнопленных. Следом за ним шел я, потом остальные, по бокам — несколько русских солдат.

Двигались мы в том направлении, куда я и собирался вести моих товарищей. Здесь мне уже были знакомы каждый куст, каждое дерево. Я знал, что скоро мы выйдем на большую поляну, потом — на дорогу, за которой лес кончится. Чтобы сократить путь, мы свернули налево. По дороге лейтенант то и дело оборачивался ко мне и говорил:

— Скажи, чтобы лучше смотрели себе под ноги и не порвали проводов.

Я с удивлением отметил, что через лес, где еще вчера вечером располагались венгерские солдаты, к деревне вели десятки красных, зеленых, желтых проводов, проложенных прямо по земле. Мы уже вышли на дорогу и, миновав опушку леса, приблизились к пресловутой высоте. С этого места уже была видна деревня, где еще вчера располагался штаб нашей дивизии.

Лейтенант вел нас так уверенно, будто шел здесь не первый раз. Я с любопытством смотрел в сторону деревни, куда мы собирались идти, и тут понял, что со своим «военным планом», вернее, с его выполнением я немного опоздал. На краю деревни уже стояли советские артиллерийские батареи. Я сообразил, что советские войска осуществили прорыв, окружили штаб нашей дивизии и еще кто знает сколько деревень и что кольцо окружения сомкнулось как раз там, куда мы ночью принесли раненого.

На высотке, с которой можно было видеть Дон и его противоположный берег, лейтенант скомандовал привал; мы уселись на траву. Теперь мы спокойно могли смотреть на действительно тихий Дон. В небе кружила «чайка», венгерский разведывательный самолет, пытаясь, очевидно, уяснить создавшуюся обстановку. Время подходило к полудню, ослепительно сияло солнце, приятно согревая нас своими лучами.

Через несколько минут лейтенант приказал нам двигаться дальше. По крутому склону мы спустились к реке.

У берега широко катившей свои воды реки под прикрытием высокого склона спокойно качались на волнах саперные понтоны. Вокруг них возились около десятка саперов в цветных маскировочных комбинезонах.