Путевые впечатления. В Швейцарии (Часть вторая) - [3]

«Эти быки слишком хороши для простого вассала: им нужно сменить хозяина».

«Эти быки мои, — ответил я, — они мне нужны, и потому я не собираюсь их продавать».

«А кто тебе сказал, деревенщина, что речь идет о покупке?»

Сказав это, он вытащил из-за пояса нож, которым на охоте снимают шкуру с убитого зверя, и обрезал постромки.

«Но если вы у меня отберете этих быков, то на ком же мне пахать землю?»

«Такие мужланы, как ты, могут сами тянуть плуг, если им хочется есть хлеб, которого они недостойны».

«Послушайте, — сказал я ему, — еще не поздно; поезжайте своей дорогой, и я прощу вам обиду».

«Разве у тебя есть лук или арбалет, чтобы столь дерзко говорить со мною?»

Я сломал стоявшее около меня молодое дерево.

«У меня нет надобности ни в том, ни в другом; вот мое оружие», — сказал я ему.

«Если ты приблизишься ко мне хоть на шаг, я вспорю тебе брюхо, как серне».

Одним прыжком я подскочил к нему, высоко подняв палку.

«Ну а я, если вы коснетесь моей упряжки, уложу вас на месте, как быка».

Он протянул руку и дотронулся до ярма. Да, мне кажется, он коснулся его пальцем.

Моя палка опустилась, и слуга Ланденберга рухнул на землю. Я сломал ему руку, будто это был ивовый прут.

— Ты поступил правильно, по справедливости! — в один голос вскричали Вальтер Фюрст и Штауффахер.

— Я это знаю и ни в чем не раскаиваюсь, — продолжал Мельхталь, — но, тем не менее, я вынужден был бежать, спасаясь от расправы. Я бросил моих быков и весь день прятался в Ротштокском лесу, а когда наступила ночь, решил, зная вашу доброту и гостеприимство, отправиться к вам; я перешел через Зуренен, и вот я здесь.

— Я рад тебя видеть, Мельхталь, — сказал Вальтер Фюрст, протягивая ему руку.

— Но это еще не все, — продолжал юноша, — нам нужен смышленый человек, которого можно было бы отправить в Зарнен, чтобы он, вернувшись, рассказал нам о том, что произошло там после вчерашнего, и какую месть придумал для меня Ланденберг.

В эту минуту снаружи послышались тяжелые шаги уставшего человека; мгновение спустя в дверь постучали и послышался мужской голос:

— Откройте, это Рудер.

Мельхталь открыл дверь и бросился обнимать слугу своего отца; но вошедший был так бледен и подавлен, что юноша в ужасе отступил.

— Что случилось, Рудер? — дрожащим голосом спросил он.

— Горе вам, мой молодой хозяин! Горе краю, спокойно взирающему на подобные преступления! Горе мне, принесшему вам это роковое известие!

— С моим отцом ничего не случилось?! — вскричал

Мельхталь. — Они пощадили его почтенный возраст и его седые волосы? Ведь старость священна!..

— Разве они уважают хоть что-то? Разве они хоть кого-то щадят? Разве для них есть хоть что-то святое?

— Рудер! — вскричал Мельхталь, стиснув руки.

— Они схватили его, они хотели заставить его сказать, где вы прячетесь, но он не знал… Бедный старик! Они выкололи ему глаза!

Мельхталь страшно закричал. Вальтер Фюрст и Вернер переглянулись, и от ужаса у них волосы встали дыбом на голове, а на лбу выступил пот.

— Ты лжешь! — воскликнул Мельхталь, схватив Рудера за ворот. — Ты лжешь! Невозможно, чтобы люди совершали подобные преступления! О, ты лжешь! Скажи мне, что ты лжешь!

— Увы! — ответил Рудер.

— Они выкололи ему глаза, сказал ты? И это потому, что я, спасаясь, бежал, словно трус! Они выкололи глаза отцу, потому что он не хотел выдать сына! Они вонзили железное острие в глаза старика, и это при свете дня, при свете солнца, перед лицом Господа! И наши горы не обрушились на их головы! Наши озера не вышли из берегов и не поглотили их! Гром небесный не поразил их!.. Им недовольно наших слез, и они заставляют нас плакать кровью! О Господи, Господи! Сжалься над нами!

И Мельхталь рухнул, как срубленное дерево, и стал кататься по земле, грызя ее. Вернер подошел к Мельхталю.

— Хватит плакать, словно ребенок, хватит кататься по земле, словно дикий зверь. Встань и веди себя, как мужчина; мы отомстим за твоего отца, Мельхталь!

Молодой человек вскочил на ноги, будто подброшенный пружиной.

— Мы отомстим за него?! Я не ослышался, Вернер?

— Мы отомстим за него, — повторил Вальтер Фюрст.

— О! — воскликнул Мельхталь, и этот его возглас был похож на смех безумного.

В эту минуту неподалеку послышался припев веселой песни, и из-за поворота дороги, на которую падали первые рассветные лучи солнца, показался новый персонаж.

— Прячься! — воскликнул Рудер, обращаясь к Мельхталю.

— Останься, — промолвил Вальтер Фюрст, — это друг.

— И он может быть нам полезен, — добавил Вернер.

Мельхталь в изнеможении опустился на скамью.

Тем временем незнакомец подошел ближе; это был человек лет сорока, в странном одеянии коричневого цвета, доходившем ему только до колен и представлявшем собой нечто среднее между рясой монаха и одеждой мирянина; однако его длинные волосы, усы и борода, подстриженные, как у свободных горожан, свидетельствовали о том, что если он и имел какое-то отношение к монастырю, то самое отдаленное. К тому же, у незнакомца была походка скорее солдата, чем монаха, и его вполне можно было бы принять за воина, если бы на поясе у него не висела вместо меча чернильница, а из колчана, где не было ни одной стрелы, не виднелись свиток пергамента и перья. Его наряд дополняли голубые суконные штаны, обтягивающие ноги, и зашнурованные сверху башмаки; в руках у него была длинная палка с железным наконечником, без которой горцы редко отправляются в путь.