Путевые впечатления. В России. (Часть вторая) - [20]

Спокойно и безропотно она умерла на руках отца.

Меншиков несколько минут прижимался щекой к ее щеке, затем встал и, обратившись к другим своим детям, сказал:

— Учитесь, по примеру этой мученицы, умирать, не сожалея ни чем земном.

Затем, в соответствии с православным обрядом, он принялся читать заупокойные молитвы, а когда миновали сутки, унес тело дочери с постели, на которой она умерла, и положил его в могилу, вырытую им самим в часовне.

Но, едва возвратившись в свои убогие комнаты, молодой Меншиков и младшая дочь князя в свою очередь заболели этой страшной болезнью. Меншиков ухаживал за ними с той же самоотверженностью, но с большим успехом, чем это было с несчастной дочерью, которую он только что опустил в могилу. Стоило, однако, миновать опасности, грозившей детям, как их отец тоже слег в постель и больше с нее уже не поднялся.

Изнуренный усталостью, подточенный лихорадкой, чувствуя, что наступает его последний день, он призвал обоих детей и с безмятежным спокойствием, какое не покидало его со времени изгнания, сказал:

— Дети мои, приближается последний час моей жизни; смерть стала бы для меня не чем иным, как утешением, если бы, представ перед Господом, я должен был бы отдать ему отчет лишь о днях, проведенных мною в изгнании; я расстался бы с миром и с вами куда более спокойный, если бы, как это происходило здесь, подавал в жизни лишь примеры добродетели. И если вы когда-нибудь окажетесь при дворе царя, то помните только те примеры и наставления, какие вы получили от меня в изгнании. Прощайте! Силы покидают меня: подойдите и примите мое благословение.

Увидев, что дети встали на колени у его ложа, он хотел протянуть вперед руки, но, прежде чем ему удалось произнести хоть слово, голос его затих, голова склонилась набок, а по телу пробежала легкая судорога.

Он был мертв.

Когда Меншиков умер, офицер, которому была поручена охрана семьи изгнанника, стал проявлять несколько большее внимание к его детям. Он советовал им, как выгоднее пользоваться хозяйством, которое наладил их отец, предоставил им большую, чем прежде, свободу, и разрешил присутствовать время от времени на церковных богослужениях в Якутске.

Во время одного из таких посещений церкви княжне Меншиковой случилось проходить мимо маленькой сибирской избушки, по сравнению с которой дом, выстроенный ее отцом, казался дворцом. В окошке этой лачуги виднелась голова старика со взъерошенной бородой и косматыми волосами.

Девушка испугалась и свернула в сторону, чтобы пройти подальше от такого страшного человека.

Но ее охватил еще больший ужас, когда старик позвал ее по имени и фамилии.

Тем не менее, поскольку голос его звучал дружелюбно, она приблизилась и внимательно посмотрела на незнакомца, но, так и не узнав его, решила продолжить свой путь. Старик во второй раз остановил ее.

— Княжна, — сказал он, — почему вы избегаете меня? Следует ли сохранять взаимную вражду, находясь в тех местах и в тех обстоятельствах, в каких мы оказались?

— Кто ты, — спросила его девушка, — и почему я должна ненавидеть тебя?

— Разве ты не узнала меня? — спросил старик.

— Нет, — ответила она.

— Я князь Долгоруков, ярый враг твоего отца.

Девушка шагнула к старику и с удивлением взглянула на него.

— И правда, — сказала она, — это ты! Когда же и за какое прегрешение перед Богом и царем ты оказался здесь?

— Царь умер, — ответил Долгоруков, — умер через неделю после того, как был помолвлен с моей дочерью, которая, как видишь, спит здесь на скамье; он был помолвлен с ней так же, как прежде был помолвлен с твоей сестрой, которая спит теперь в могиле. Трон его занят ныне женщиной, которую мы вызвали из Курляндии, надеясь жить при ней счастливее, чем мы жили при ее предшественниках. Но мы ошиблись. По прихоти ее фаворита, герцога Бирона, она сослала нас, приписав нам вымышленные преступления. В течение всего пути с нами обращались, как с самыми гнусными преступниками; нам отказывали в самом необходимом и чуть ли не морили голодом. Моя жена умерла в пути, а дочь сейчас при смерти; но, несмотря на нищету, в которой мне довелось оказаться, я надеюсь прожить еще столько времени, чтобы увидеть в этом краю, на этом месте женщину, которая отдает Россию на растерзание своим алчным любовникам.

(Женщина эта — Анна Иоанновна, дочь слабоумного Ивана, какое-то время царствовавшего вместе с Петром I.)

Осознав, какая ненависть сжигает Долгорукова, и услышав, как она проявляется в его речах, молодая княжна испугалась и поспешила уйти.

Дома, в присутствии офицера, она все рассказала брату.

Для молодого человека ничего не могло быть приятнее этого рассказа: он не забыл, как Петр II бежал из Петергофа с одним из сыновей Долгорукова, причем по совету самого старого князя. Теперь он в свою очередь распалился, бросая угрозы в адрес старика и обещая себе обойтись с ним при первой же встрече так, как тот, по его мнению, этого заслуживает.

Но тут в разговор вмешался офицер.

— Вспомните, — сказал он, — какими милосердными чувствами было наполнено сердце вашего умирающего отца. Он не переставал просить вас, до тех пор пока не угас его голос, забыть нанесенные вам обиды. У его смертного одра вы поклялись прощать ваших врагов; так не нарушайте же вашей клятвы; тем более, — добавил офицер, — что если вы будете с упорством придерживаться вашего замысла, то мне придется лишить вас той малой свободы, какую я вам предоставлял.